Внезапно Родди перестал себя сдерживать:

– О, Элинор, я не знаю, в чем дело! По-моему, я схожу с ума!Это случилось, когда я увидел ее – в тот первый день – в лесу… только ее лицо –и вдруг все перевернулось. Ты не можешь этого понять…

– Очень даже могу. Продолжай.

– Я совсем не хотел в нее влюбляться… – произнес Роддибеспомощно. – Я был совершенно счастлив с тобой. О Элинор, какой же я подлец,что все тебе выкладываю, все как есть…

– Ерунда. Продолжай. Скажи мне…

– Ты такая удивительная… – продолжил он прерывающимсяголосом. – Говорю с тобой, и становится легче. Я ужасно тебя люблю, Элинор. Тыдолжна мне верить. А это просто наваждение. Оно все перевернуло: мое восприятиежизни, отношение ко многим вещам и вообще весь мой привычно-благопристойныйразумный уклад…

– Любовь вообще чувство не слишком разумное, – мягкозаметила Элинор.

– Это точно… – печально согласился Родди.

– Ты что-нибудь ей говорил? – чуть дрогнувшим голосомспросила Элинор.

– Сегодня утром… как дурак… я совсем потерял голову…

– И что же? – допытывалась Элинор.

– Разумеется, она тут же оборвала меня! Она была шокирована.Из-за тети Лоры и… из-за тебя…

Элинор сняла со своего пальца кольцо с бриллиантом ипротянула Родди:

– Тебе лучше взять его обратно, Родди.

Взяв кольцо, он пробормотал, не глядя ей в глаза:

– Элинор, ты даже не представляешь, каким негодяем я себячувствую.

– Ты думаешь, она выйдет за тебя замуж? – спросила она, иголос ее был уже как обычно спокойным и ровным.

Он покачал головой.

– Не знаю. Нет… по крайней мере в ближайшее время. Не думаю,что я ее сейчас интересую… может, когда-нибудь после… может, она еще меняполюбит.

– Наверное, ты прав, – сказала Элинор. – Ей нужно датьвремя. Пока с ней не встречайся, а потом… попробуй еще раз объясниться.

– Элинор, дорогая, ты мой лучший друг, таких друзей большени у кого нет. – Он вдруг взял ее руку и поцеловал. – Ты знаешь, Элинор, ялюблю тебя по-прежнему! Иногда мне кажется, что Мэри – это просто сон, греза.Что я вот-вот проснусь… и окажется, что ее вовсе и не было…

– Если бы Мэри не было… – начала Элинор.

Родди взволнованно прервал ее:

– Иногда мне даже хочется, чтобы ее не было… Ты и я… мыпринадлежим друг другу. Мы созданы друг для друга, не так ли?

Она медленно наклонила голову:

– Да, мы созданы друг для друга. – И подумала: «Если бы Мэрине было…»

– Это были прекрасные похороны! – с чувством сказала сестраХопкинс.

Сестра О’Брайен согласилась:

– О да! А сколько цветов! Вы когда-нибудь видели такиечудесные цветы? Эта арфа из белых лилий и крест из желтых роз! Такая красота!

Сестра Хопкинс вздохнула и положила себе на тарелку булочкус кремом. Разговор происходил в кафе «Голубая синица».

– Мисс Карлайл – щедрая девушка, – продолжала восхищатьсясестра Хопкинс. – Она сделала мне милый подарок. Хотя вовсе не была обязана такпоступать.

– Да, щедрая и очень славная, – горячо подхватила сестраО’Брайен. – Я вообще не выношу скряг.

– Она, между прочим, унаследовала огромное состояние, – непреминула заметить сестра Хопкинс.

– Это удивительно… – начала сестра О’Брайен и запнулась.

– Что именно? – подбодрила ее Хопкинс.

– Меня удивляет, что старая леди не оставила завещания.

– Вот это очень плохо, – раздраженно сказала сестра Хопкинс.– Людей следует заставлять делать завещания! Иначе потом не оберешьсянеприятностей.

– Интересно, – сказала сестра О’Брайен, – если бы онасделала завещание, кому бы она оставила свои деньги?

– Одно я знаю точно, – твердо заявила сестра Хопкинс.

– Что именно?

– Что она оставила бы некоторую сумму Мэри – Мэри Джерард.

– Да, пожалуй, – согласилась О’Брайен и возбужденнодобавила: – Я вам не рассказывала, в каком состоянии была наша страдалица тойночью и как доктор ее успокаивал? Мисс Элинор держала руку своей тетушки иклялась самим Всемогущим, – тут ее ирландское воображение не на шуткуразыгралось, – что пошлет за поверенным и все сделает как следует. «Мэри,Мэри!» – воскликнула бедная старая леди. «Ты имеешь в виду Мэри Джерард?» –спросила мисс Карлайл и тут же поклялась, что Мэри внакладе не останется!

– Прямо-таки поклялась? – В голосе Хопкинс звучало очевидноесомнение.

– Именно так все и было, – торжественно заверила ееО’Брайен. – И вот что я еще скажу, сестрица: если бы миссис Уэлман успеласоставить завещание, еще неизвестно, что бы в нем было написано, да-да! А нукак она бы оставила все Мэри Джерард!

– Ну не думаю, – возразила сестра Хопкинс. – Я лично противтого, чтобы лишать свою родню денег.

– Родня родне – рознь! – с видом оракула изрекла сестраО’Брайен.

– Что вы хотите этим сказать? – Сестра Хопкинс мгновеннонавострила уши.

– Я не сплетница! И не желаю чернить имя покойной, – сдостоинством проговорила сестра О’Брайен.

– Верно, так оно будет лучше, – подумав, согласилась сестраХопкинс. – Чем меньше разговоров, тем спокойнее, – добавила она, наполняязаварочный чайник.

– Кстати, – сказала сестра О’Брайен, – вы тогда нашлитрубочку с морфином, когда вернулись домой?

Сестра Хопкинс нахмурилась.

– Нет. Ума не приложу, куда она могла подеваться. Разве чтоя положила ее на край каминной доски. Я часто так делаю, когда запираю шкаф, иона могла скатиться и упасть в корзину для мусора, а корзину потом, когда яушла, вытряхнули в мусорный ящик. – Она задумалась. – Вероятно, так все и было,ибо другого объяснения я придумать не могу.

– Понятно, – сказала сестра О’Брайен. – Да, дорогая, большетрубочке было некуда деться. Ведь вы нигде не оставляли свой саквояж – только вхолле в Хантербери, – значит, трубочка действительно угодила в мусорный ящик.