У этого человека был с собой чемоданчик, наподобие тех, что возили с собой коммивояжеры в пору, когда эти ныне исчезнувшие представители рода человеческого еще скитались по свету.

Незнакомец последним спустился по трапу парома и вышел на набережную, оценивая место, в котором оказался. По его взглядам и неуверенности жестов нетрудно было догадаться, что он впервые ступил на остров. Когда мужчина понял, что в порту функционирует одно-единственное кафе и выбор его крайне ограничен, он туда и направился.

Рыбаки, сидевшие за столиками, обсуждали предстоящую охоту на тунца и говорили о своих надеждах, прогнозах и предположениях, когда будет дан сигнал к началу лова: все они уже жили этим ожиданием.

Команду, открывавшую очередной сезон тунеллы, подавала небольшая и абсолютно неофициальная группа, состоявшая из старейших рыбаков острова. В один прекрасный день, практически не сговариваясь, они сходились вместе и усаживались на последнюю скамейку, обращенную к морю, в самом конце набережной, подобно животным, которые, следуя возникшим с незапамятных времен ритуалам любви, охоты и смерти, встречаются в определенном месте, влекомые зовом крови, инстинктом и желанием.

Все старательно подкарауливали этот момент. Когда видели стариков, направлявшихся к скамейке, воздух в городе начинал электризоваться. За ними наблюдали издалека, иногда вооружившись биноклями. Начинали шептаться. Строили догадки, о чем они могли говорить. Все ждали их слова, краткого, но оттого и емкого, способного в мгновение ока превратить порт, до поры погруженный в полудремоту, в вибрирующее жизненной энергией пространство, полное звуков, красок и движения.

Дверь в кафе была открыта. Мужчина вошел и поздоровался с рыбаками, которые посмотрели на него, не ответив, что нисколько его не смутило. В дальнем углу зала он увидел священника в сутане, склонившегося над спортивной газетой, которую тот пытался прочесть сквозь очки с толстенными стеклами, нежно отмахиваясь от летавших вокруг него пчел, которые по очереди, как самолеты в больших перегруженных аэропортах, норовили усесться на страницу газеты. Незнакомец подошел к стойке, поставив у ног чемоданчик.

– Стаканчик местного вина.

Сказать так мог только чужак. Никто из островитян никогда не употребил бы слова «местного», а просто попросил бы стакан вина, поскольку другого здесь не подавали. Да и кто стал бы его пить, другое вино. Вопрос чести.

Хозяин никак не прокомментировал заказ. Он достал стакан и бутылку. Вино потекло тонкой струйкой, и посетитель залюбовался его цветом, почти черным, с амарантовым оттенком. Положив на стойку деньги, он вдохнул аромат, прежде чем поднести вино к губам.

Очень скоро и клиенты, и владелец кафе потеряли к приезжему всякий интерес: первые вернулись к житейским разговорам, а второй – к подсчетам, которые давались ему с трудом, судя по наморщенному лбу и по тому, с каким усердием он жевал желтыми зубами кончик карандаша. Мужчина не спеша осушил стакан и заказал еще один. И когда Хозяин вновь приблизился к нему с бутылкой, сказал, что ищет комнату на несколько дней – у него, мол, здесь дела.

– Вы приехали из-за талассоцентра? – спросил владелец кафе.

– Талассоцентра? Да, разумеется, из-за чего же еще?

И тут он почувствовал, что сказал именно то, что было нужно для спокойствия его собеседника.

– Гостиницы на острове нет, но, если вы не слишком привередливы, у меня найдется для вас комната с кроватью, туалетом и раковиной. Это в двух шагах, могу показать прямо сейчас.

Незнакомец последовал за владельцем кафе, который снял ключ со щитка, висевшего за стойкой. Они прошли метров двадцать по коридору, пока не уперлись в металлическую решетку, напоминавшую вход в магазин, очевидно, давно закрытый.

– Здесь моя мать держала галантерею, – пояснил Хозяин. – Лавка ее не пережила. Я все перестроил внутри и порой сдаю помещение сезонным рабочим, приезжающим на время сбора урожая каперсов, или кому-нибудь из наемных рыбаков, когда своих людей не хватает.

Подняв решетку, он открыл дверь, на которой до сих пор сохранился колокольчик. Комната была квадратной, со стенами, выкрашенными белой краской. Возле стен, друг напротив друга, стояли две односпальные кровати, маленький столик – возле окна, задернутого нейлоновой занавеской с ананасно-пальмовым рисунком, в углу помещался платяной шкаф, а в глубине виднелся вход в комнатку с унитазом и умывальником. Пол был выложен лавовыми глыбами разного размера, отшлифованными тысячью подошв. Из-за высокой влажности нижнюю часть стен покрывали зеленоватые, слегка светящиеся разводы.

Единственным украшением комнаты служил фотографический портрет над одной из кроватей. В аляповатую рамку из позолоченного гипса был вставлен черно-белый снимок старой женщины с собранными в пучок волосами и слегка косящими глазами.

– Ну что, подойдет?

– Просто великолепно, – ответил мужчина.

Хозяин назвал цену. Приезжий настоял на том, что заплатит вперед за целую неделю.

– Завтракать вы сможете в кафе, мы рано открываемся. Ну а насчет остального – моя жена готовит здесь кое для кого. Если захотите к ним присоединиться, просто скажите мне, желательно заранее. Думаю, вы планируете встретиться с Мэром?

– Вы читаете мои мысли.

– Сейчас он в мэрии, при исполнении, так сказать. Как выйдете отсюда, свернете в первый переулок слева. Потом, когда поравняетесь с церковью, обойдите ее справа и попадете на небольшую площадь. Там и находится мэрия. Вряд ли вы потеряетесь, в любом случае, увидите флаги.

Владелец кафе вышел. Приезжий сказал, что не стоит делать уборку: он справится сам. Мужчина поставил чемоданчик, не открыв его, уселся на одну из кроватей и зажег сигарету. Затем достал из кармана пиджака плоскую флягу из серебристого металла и сделал большой глоток. Он курил, разглядывая портрет старухи. По-прежнему не сводя с него глаз, раздавил окурок о дно желтой пепельницы с логотипом торговой марки, снял со стены рамку с фотографией и закинул ее на шкаф.

XIII

В мэрии, куда явился незнакомец, уже находился Доктор. Тот поздоровался с врачом и секретаршей. Сообщив, что хотел бы встретиться с Мэром, он не ответил, по какому делу, и не представился, а шепнул секретарше на ухо несколько слов, которых Доктор не расслышал, но которые заставили секретаршу принять серьезный вид, посмотреть на посетителя с опаской, направиться к кабинету Мэра и трижды постучать. В ожидании ответа секретарша успела привести себя в порядок: заправила выбившуюся из-под пояса юбки блузку, хорошенько распределила огромные груди в чашечках бюстгальтера, взбила прическу, потом еще раз обернулась на незнакомца и нырнула в кабинет, закрыв за собой дверь, когда Мэр разрешил войти.

Не прошло и нескольких секунд, как Мэр вышел из кабинета вместе с секретаршей. Подойдя к посетителю, он протянул ему руку, даже не пытаясь скрыть озабоченного выражения, и предложил проследовать в его кабинет. Он не сразу вспомнил о Докторе.