Учитель быстро догадался, что меры были приняты. Когда все двери перед ним закрылись, да и рты тоже, и даже когда ни двери, ни рты не раскрывались вовсе, он не настаивал, но от плана своего не отказался. Все видели, как в субботу он сел на паром, который дважды в неделю курсировал между островом и материком. Жена с дочками-близнецами проводили его до пристани. В руке он держал небольшой саквояж, что говорило о краткой отлучке. В любом случае во вторник у него были занятия в школе, поскольку на понедельник пришелся праздничный день в память какого-то давнего перемирия.

День выдался солнечным и теплым, будто лето решило снова попытать свой шанс. Поцеловав жену и дочек, Учитель поднялся на борт. Направившись прямиком в пассажирский салон, почти пустой, он положил рядом сумку и открыл блокнот, куда, по общему мнению, вполне мог записывать стишки.

Капитан парома дал сигнал к отплытию, и вскоре черно-оранжевая громада, оставляя за собой вспененный след, стала медленно удаляться в направлении материка – невидимого, но от этого не менее реального, где-то там, на северо-востоке.

X

Все ожидали возвращения Учителя во вторник с первым рейсом на том же пароме, но этого не произошло. Он вернулся накануне, в понедельник, ближе к вечеру, когда сумерки уже успели приглушить солнечные блики, мерцавшие в водах гавани.

Никто сначала не понял, что это был он, когда с берега заметили незнакомую рыбацкую лодку, которая после неумелого маневрирования наконец подошла к одному из двух понтонов. Лоцман выключил двигатель. Сначала виднелся лишь его силуэт – он что-то делал в маленькой рубке, а когда вышел оттуда и поднялся на палубу, чтобы бросить швартовы и закрепить их, все узнали в нем Учителя.

Назывался баркас «Аргус»[12], не это ли имя и определило выбор Учителя, который наверняка хорошо знал мифологию?

Вряд ли ему хватило денег, чтобы купить или даже арендовать на год, а то, сколько усилий он затратил, чтобы пришвартоваться к понтону, говорило о том, что моряк он неопытный. Было замечено также, что там, где обычно находятся сети и ящики, лежало что-то другое: довольно большие продолговатые предметы, уложенные штабелями. Но разглядеть их толком не удалось: Учитель сразу закрыл дверцу люка на висячий замок.

С этого дня и до конца сентября Учитель забросил пробежки и все свободное время проводил в море, а по выходным и вовсе пропадал на два дня, путешествуя на своем баркасе в полном одиночестве, оставив жену и дочек на острове. Случалось, что рыбаки видели со своих лодок, как он стоял и смотрел в бинокль на безбрежную гладь; иногда их пути пересекались, но каждый раз в каком-нибудь новом месте, так что невозможно было найти логического объяснения его прогулкам или угадать их цель.

Мэр, которому обо всем этом докладывали, потерял покой и сон. Кончилось тем, что он позвал к себе Учителя, что, в общем-то, был вправе сделать, поскольку школа подчинялась администрации коммуны, и хотя Мэр не был его непосредственным начальником, но все же был, так сказать, его работодателем и арендодателем жилья. Для того чтобы встреча прошла менее официально, а Учитель, с учетом его эмоционального характера, не почувствовал себя загнанным в угол, Мэр решил пригласить его к себе домой. Принимал он его в парадной комнате – не потому что она отличалась особой красотой, а просто потому, что была самой просторной в доме.

Сам Мэр ногой туда не ступал. Работать с Доктором он предпочитал на кухне, где словно витал дух его матери и бабушки, которых он очень любил и о жизни с которыми до сих пор вспоминал как об ушедших счастливых временах. Парадная комната, напротив, навевала мысли о смерти, ведь именно в ней, на большом столе из древесины оливы, покрытом белой простыней, лежали тела покойных, после того как они были обмыты, обряжены и причесаны.

И тщетно жена натирала этот стол каждую неделю, отчего в воздухе носился запах разогретого воска, напрасно украшала его свадебной супницей, букетиком сухих цветов и розовыми с позолотой безделушками, которых одни принимали за ангелочков, другие – за дельфинов, статуэтками ласточек и пары пастушков, чей цвет менялся в зависимости от влажности воздуха, – Мэру не удавалось избавиться от образа мертвого отца на этом столе, скончавшегося, как тогда говорили, от удара, когда его сыну было всего тринадцать лет.

Вероятно, из внезапно лопнувшей артерии потоки крови разлились под кожей. В мгновение ока лицо отца стало багровым и таким осталось уже навсегда, и, когда его положили на стол, мальчику казалось, что покойник едва сдерживает гнев, который вот-вот обрушится на сына.

Мэр предложил Учителю сесть на одно из двух кресел, спинки которых были покрыты вышитыми салфетками, и хотел угостить его кофе или стаканчиком спиртного, но гость отказался и от того, и от другого. Учитель заметно нервничал, что доставляло Мэру удовольствие. Хозяин не спешил, наслаждаясь моментом: расспросил его о жене и девочках, поговорил о неожиданно вернувшейся летней жаре и даже оставил его на какое-то время одного, солгав, что застарелый простатит то и дело гоняет его в туалет.

Вернувшись, Мэр увидел, что напряжение Учителя возросло до предела.

– Ну и как новая лодка? – спросил он гостя с улыбкой.

– Так вот оно в чем дело! Вы для этого меня позвали?

– Что ваш эксперимент, дал какой-нибудь результат?

– Когда будут результаты, вы первым о них узнаете, господин Мэр.

– Нельзя ли поинтересоваться, какова его цель?

Гость, казалось, был удивлен настойчивостью собеседника. Уже собиравшийся что-то сказать, Учитель, поколебавшись, смолчал, устремив на Мэра внимательный взгляд и стараясь угадать его намерения. Тот словно стал еще меньше ростом, весь как-то сжался, истаял. Вся жизнь этого тщедушного тела сосредоточилась в глазах. Напряженные и горевшие лихорадочным огнем, они словно прощупывали лицо Учителя и готовы были крючьями вонзиться в него, разорвать кожу, просверлить кость, грубо внедриться в череп и погрузиться в мозг, чтобы вычерпать оттуда его мысли.

– Меня удивляет, что шпионы вас еще не проинформировали.

Мэр не поднял перчатки. Учитель тяжело дышал. Эта фраза далась ему с трудом. Лицо его побагровело.

– Это не ответ, – продолжил Мэр, твердо решивший не выпускать добычу.

– В конце концов, мне скрывать нечего. Я работаю у всех на виду. Изучаю течения.

– Течения? – повторил Мэр, продолжая улыбаться.

– Да, течения. Хочу понять, каким образом тела этих людей могло прибить на пляж острова. Это не подчиняется никакой логике.

– По-вашему, морями управляет логика?

– Я говорю о логике в физическом смысле: если объект бросить в воду в определенном месте, морские течения отнесут его в другое конкретное место. Направление течений известно. В них возникают лишь незначительные сезонные изменения, не мне вам это объяснять. Я проследовал по маршруту контрабандистов, которые за баснословные деньги обещают мигрантам доставить их на другой континент. На этом пути в различных точках, а их было десять в общей сложности, я бросал в воду манекены. До сих пор ни один из них к берегу нашего пляжа не прибило.