Эти выходные были самыми длинными в моей жизни. Я постоянносмотрела на часы, подгоняя стрелки вперед. Смешно! Я не любила свою работу, атеперь не могу дождаться, когда смогу к ней приступить.

Интересно, Илья вспоминал обо мне хотя бы раз? Может, онждет моего выхода ничуть не меньше, чем я сама? В глубине души я верила в это.Даже убийство отступило на второй план. Все мои мысли, чувства, фантазии былиподчинены только Илье.

Кажется, я и в самом деле влюбилась как девчонка. Мнехотелось прижаться к Илье и честно рассказать ему все, что произошло вкоттедже. Останавливали слова, сказанные Дмитрием: “Не вздумай ничего говоритьсвоему Илье. Это может кончиться плачевно для тебя. Я вообще не понимаю, зачемон послал тебя с такой суммой в Пески. Тут что-то не так”.

Через два дня я вновь надела свой единственный костюм иотправилась на работу. В отделении было тихо. Больные ушли в столовую назавтрак. С замиранием сердца я прошла мимо палаты “люкс”, стараясь понять, чтотам происходит. За дверью было тихо. Переодевшись, я стала готовиться к уколам.Через минуту в процедурку зашел Петрович. Игриво подмигнув мне, он покрутилбутылкой дорогого коньяка.

– Что это, Петрович? – поинтересовалась я.

– Коньяк. Сегодня вечером я угощаю. Такой ты еще точноне пила!

– Ты что, разбогател? Тебе, по-моему, на сигаретыраньше не хватало. Не от хорошей жизни у пациентов “Яву” стреляешь.

– Я жене на свои покупал, – обиделсяПетрович. – С чего я разбогатею, ежели работаю врачом в государственнойбольнице? Кто на государство пашет, тот и живет по-государственному. Я в общественномтранспорте зайцем езжу, а ты про коньяк загнула!

– Тогда где же ты его взял?

– Бандюга с крестом подарил. Услышав про Илью, япочувствовала, как на спине выступил холодный пот.

– Слушай, Петрович, а с чего это он тебя такбалует? – стараясь казаться беззаботной, спросила я.

– Это он в честь выписки.

– В честь какой выписки?

– Обыкновенной.

– Его что, скоро выписывают? – пожала плечами я.

– Его вчера выписали.

– Как?! – Мне показалось, что земля ушла из-подног. – Как это выписали? – переспросила я, не узнав своего голоса.

– Ты, Маша, какие-то странные вопросы задаешь, –усмехнулся Петрович. – Ему по-хорошему еще неделю надо было лежать, но онсказал, что уже здоров и не нуждается в медицинской помощи. Написал расписку,подарил мне бутылку коньяка и укатил с другими бандюгами на огромном джипе.

– И все?

– И все. Ты, Маша, что-то побледнела. Неужто тебе этотхулиган так приглянулся?

– Глупости, – покраснела я. – Просто как-тобыстро он выписался. Еще курс лечения не прошел.

– Он мне по секрету сказал, что с яйцом у него полныйпорядок, – засмеялся Петрович и сунул бутылку в холодильник. – Такчто сегодня вечером сабантуй. Побольше бы таких больных! Теперь неизвестно,когда еще раз такой подвернется.

Когда Петрович ушел, я взяла ключ от палаты “люкс” и зашлавнутрь. Лучше бы я этого не делала! Ничем не прикрытый матрас и выключенный изрозетки холодильник навевали тоску. Захотелось плакать, нет, не плакать –рыдать, биться головой об стену, выть, катаясь по полу, словно это что-то моглоизменить. Вот оно – наказание за мою собственную глупость и слабость!

Выбежав из палаты, я вернулась в процедурку и позвалабольных на уколы. Несколько раз забегала Танька, пытаясь утешить меня.

– Послушай, Машка, постарайся взять себя в руки. Натебе лица нет. Так можно себя до болезни довести. Что ты от него хотела! Ссамого начала и так было понятно, что он никогда на тебе не женится.

– Танька, уйди, и так тошно! – не сдержалась я иуказала ей на дверь.

Танька надулась и ушла в свое отделение. Вечером, сославшисьна головную боль, на сабантуй я не пошла. Пить коньяк, да еще подаренный Ильей,не хотелось. Взяв книгу, я удобно устроилась в кресле и попыталась вникнуть всуть написанного. Строчки плясали перед глазами и никак не хотели складыватьсяв слова. Около полуночи, проверив больных, я пошла спать. Утром, закончивдежурство, переоделась и в подавленном настроении спустилась вниз.

– Машенька, ты что хмурая такая? – спросил менязнакомый врач.

– Да так, не выспалась что-то, пойду домой отдыхать.

Открыв дверь, я вздрогнула и остановилась как вкопанная. Квыщербленным ступенькам больницы подкатил шикарный “линкольн” с закругленнымифарами. Из “линкольна” вышел Илья с огромным букетом алых роз в руках. Он былодет в дорогой костюм красивого темно-синего цвета. Я тряхнула головой. Можетбыть, это сон или просто судьба решила сыграть со мной очередную жестокуюшутку? А может, наш вчерашний пациент решил посмеяться надо мной? Вконецрастерявшись, я попятилась к спасительному входу в приемный покой. Илья,по-хамски оглядев меня с головы до ног, одобрительно присвистнул. Затем онпоправил галстук и торжественно протянул мне восхитительно пахнувшие цветы.

– Что это? – дрожащим голосом спросила я.

– Розы, – засмеялся Илья.

– Кому?

– Тебе конечно, кому же еще!

– Мне?

– Тебе. Я к тебе приехал. Ты что, Маша, разве непоняла?

Я глубоко вздохнула, прижала к груди букет и оглянулась набольничные окна. Из ординаторской на нас смотрел Петрович. Баба Люба с Танькойзастыли в коридоре. Видок у них был еще тот! Отвернувшись, я вновь встретиласьглазами с Ильей.

– Понюхай, здорово пахнут? Я самые лучшие выбирал.

– Знаешь, мне никогда и никто не дарил цветы.

– Тебе приятно?

– Я даже не знала, что может быть так приятно!

– Ладно, Маш, садись в машину. Поедем в ресторан, тамты мне все и расскажешь, а то сейчас какой-нибудь любопытный из окна вывалится.Уставились, как твари!

– Пусть смотрят, им же интересно. Такие пациенты внашей больнице не каждый день лежат, а уж тем более не дарят такие букетымедсестрам.

– Маш, садись в машину. Я не могу общаться под чуткимивзглядами твоих сослуживцев.

– В больнице для тебя не существовало ни преград, низапретов. Тебе было наплевать, кто там на тебя смотрит.

– Теперь я уже не в больнице.

– Что-то изменилось?