Поначалу Сергей был уверен, что отношения с Кристиной – всего-навсего очередное, хотя и очень увлекательное приключение, которое продлится, быть может, несколько месяцев. Чем больше он узнавал ее, тем больше удивлялся, что они все еще вместе. Она, привыкшая к богатым поклонникам, к дорогим подаркам, к еженедельным ресторанам и клубам, жаждущая удовольствий и нескончаемого праздника, оценивающая мужчину с первого взгляда на его автомобиль, и он, не вполне материально обеспеченный, не вылезающий со станций техобслуживания со своим подержанным «фольксвагеном», ни разу не бывавший в ночных клубах, переживший тяжелый развод, чувствующий угрызения совести перед уже взрослой, но все-таки брошенной дочкой… И даже его былое донжуанство казалось ему теперь каким-то малобюджетным, никак не соответствующим тому размаху, к которому приучили Кристину ее предыдущие ухажеры. Совсем недавно закончился ее весьма длительный роман с каким-то датчанином, поставлявшим косметику в их фирму, и сейчас, как ни странно, Кристина была свободна, если не считать многочисленных безымянных для Сергея мужчин, осаждавших ее своими звонками и sms-сообщениями. Свой номер телефона она раздавала весьма охотно, очевидно полагая, что лучше при случае выбрать из многих, чем в какой-то момент остаться ни с кем. Правда, на большинство звонков она, как правило, не отвечала, по крайней мере при Сергее, а иногда не могла вспомнить звонившего. Она никогда не скрывала наличия поклонников, иногда рассказывала о своих бывших мужчинах, в том числе и о датчанине. Сергей понял, что Кристину с ним связывали его щедрость – он полностью обеспечивал ее, когда подолгу бывал в России, и даже из Дании постоянно присылал какие-то деньги, на которые она, собственно, и существовала, – качественный секс и поездки на фешенебельные курорты два раза в год. Иных связующих начал он как-то не почувствовал. Пару месяцев назад датчанин был окончательно отправлен в отставку, так как в Россию по делам фирмы он ездить перестал, и хотя российско-датское косметическое сотрудничество продолжалось, отсутствие регулярного российско-датского секса перестало устраивать российскую сторону.

Что заставило Кристину после всех Канар и Бали не прервать сразу отношения с Сергеем, который с трудом мог скопить на трехзвездочную Турцию, он так и не понял. Можно было предположить, что ей было с ним интересно, и действительно, иногда казалось, что ему удается увлечь ее разговорами о том, что ему было близко, но в целом их интересы почти не совпадали. В душе он оставался филологом и, хотя понимал, что уже не вернется в науку, продолжал пристально следить за современной литературой, выкраивая даже при своем безумном графике ежедневно час-другой на чтение. Она же, знавшая едва ли не наизусть всю школьную программу по литературе, уже давно ничего не читала. Ее лучшим другом был телевизор, а лучшей подругой – музыка. Правда, то, что она называла музыкой, Сергею хотелось назвать как-то иначе, но он деликатно молчал, списывая разность вкусов на разницу в возрасте.

Иными словами, их роман должен был кончиться, не начавшись, но он начался, причем так бурно, что Сергей сам себя не узнавал. Его неудержимо тянуло к Кристине. Он звонил ей едва ли не каждый час, старался как можно чаще выкроить время для встреч с ней, хотя его рабочий график не слишком этому способствовал. Перед сдачей номера они не виделись по нескольку дней, но зато, когда после этого договаривались встретиться, он уже с утра ходил в таком предпраздничном настроении, которое бывало только в детстве под Новый год. Правда, в первое время существование Сергея несколько отравляли так и не завершившиеся отношения с Машей, которые на фоне романа с Кристиной стали просто невыносимыми. Но честно сказать Маше, что им надо расстаться, он все никак не мог. Пару раз собирался, и каждый раз, видя ее большие, преданные глаза, замолкал. Он все еще время от времени приходил к ней. Он понимал, что обманывает обеих, и от этого становилось совсем муторно на душе. Бывая у Маши, он становился молчалив, на ее вопросы отвечал односложно, а если она спрашивала, что с ним происходит, начинал огрызаться. Однажды после такой вспышки Маша встала с дивана, на котором они оба сидели, подошла к окну и, глядя на посеревший от подтаявшего снега город, сказала: «Знаешь, Сережа, не приходи ко мне больше». Сергей молча оделся и вышел. На лестничной площадке он закурил и подумал, что ей сейчас, наверное, очень больно, но побороть охватившее его чувство облегчения не мог. Ведь, в сущности, именно этого он и хотел. Чтоб вот так, без истерик, чтоб сама… Больше он никогда не бывал у Маши.

Года три Сергей прожил в какой-то эйфории. Слишком долго в его жизни не было человека, к которому бы его постоянно тянуло. Ему теперь было кому рассказывать обо всем, что с ним происходит, обо всем, что его волнует, и вскоре он уже не понимал, как мог когда-то существовать без Кристины. Правда, почему-то жить вместе они так и не стали, даже не заговаривали об этом. То ли привыкли жить поодиночке, то ли при всей близости оба оберегали собственную независимость. Так или иначе, обоих это устраивало, и Сергей был благодарен Кристине, что она не просится замуж, не окунает его в быт, который стал ему так ненавистен еще в браке с Оксаной, не раздражает своим постоянным присутствием. Им редко удавалось встречаться в будни, но к выходным оба успевали так соскучиться, что не могли наговориться, а любовью занимались с такой жадностью, как будто хотели насладиться друг другом впрок. Иногда Сергей почти с ужасом думал, как сложились бы их отношения, если бы каждый вечер он приходил усталый с работы, если бы она встречала его в фартуке, а после семейного ужина они дружно садились бы на диван и тупо смотрели телевизор. К счастью, ничего этого не было. Их редкие совместные ужины всегда превращались в праздник с хорошим вином, взаимными остротами и реализацией подчас весьма смелых эротических фантазий, которые прежде показались бы Сергею нереализуемыми, во всяком случае, в его исполнении.

Правда, и в выходные им не всегда удавалось быть вместе, поскольку у каждого оставался какой-то кусочек абсолютно своей жизни, в которую они друг друга не пускали. У Кристины были друзья, с которыми она привыкла проводить время. Они собирались компанией то у кого-то из них дома, то в клубах, то отправлялись к кому-то на дачу. Сергей познакомился со многими из них, но в узкий круг введен не был и в совместных тусовках не участвовал. Более того, если Кристина собиралась провести с друзьями вечер пятницы или субботы, она просто ставила его перед фактом. Впрочем, Сергея это не смущало и даже наоборот – порождало ощущение, что и он человек свободный и, если захочет, тоже может пойти куда угодно и встречаться с кем угодно, не спрашивая ни у кого разрешения. Но ему это было не нужно. Выходные, когда они не встречались, он теперь занимал работой над давно остановившейся рукописью. Именно сейчас, когда благодаря Кристине на душе было легко и спокойно, ему снова захотелось засесть за книгу и наконец завершить ее. Он столько лет не возвращался к этой своей работе, что, прежде чем продолжить ее, вынужден был полностью перечитать написанное, а точнее, набрать весь текст на компьютере, поскольку начинал исследование еще в эпоху пишущих машинок.

Перечитывая главу за главой, он порой поражался своей былой наивности, а иногда, наоборот, думал, что уже не смог бы так глубоко и тонко исследовать дедовы тексты, как это ему удавалось прежде. Писал он теперь медленно, в час по чайной ложке, поскольку навык был основательно утрачен, но само перечитывание документов деда, его повестей, рассказов, очерков, которые Сергей уже, признаться, подзабыл, доставляло ему огромное удовольствие. За этими занятиями он просиживал до поздней ночи, подолгу не ложась спать, тем более что не был уверен, что часа в три или в четыре не раздастся звонок от подвыпившей Кристины, которая попросит приехать и забрать ее из ночного клуба.