Я был совершенно один на лесистом склоне холма. События вчерашнего вечера пронеслись перед моим внутренним взором. Но сколько я ни пытался, мне не удавалось вспомнить ничего после того, как я принял вызов Джодоли. Словно кто-то задул лампу, за его словами пришла темнота и длилась, пока я не открыл глаз утром.

И все же что-то должно было произойти, поскольку вокруг не было никаких следов костров, пира или лагеря. Да и пейзаж совсем не походил на мои воспоминания — летняя деревня спеков расположилась в небольшой долине, а я лежал на склоне холма. Я сомневался, что кто-то принес меня сюда, но я ведь запомнил бы, если бы пришел сюда сам? Больше всего меня раздражало отсутствие Оликеи. Она могла бы, по крайней мере, остаться со мной, раз уж заманила к своему племени. Я медленно поднялся на ноги, постепенно понимая, в какой странной ситуации оказался. Я был совершенно голым. При мне не было никаких припасов, инструментов или оружия. Я не знал, где нахожусь. Запоздало я вспомнил о намеке Спинка, что он сегодня заедет меня навестить. Он даже прямо приказал мне оставаться дома, чтобы он мог застать меня там. Я должен был вернуться в свой мир.

Я огляделся, пытаясь понять, где нахожусь. Листья и ветви скрывали солнце. Древний лес казался совершенно одинаковым во всех направлениях. Я вспомнил, что, пока я преследовал Оликею, мы взбирались все выше и выше по заросшим лесом склонам. Значит, нужно спускаться вниз.

Все утро я прошагал. Я не видел движения солнца, поэтому не был уверен, сколько времени прошло. Я проклинал собственную глупость, побудившую меня последовать за Оликеей. Меня ослепила жадность и похоть, говорил я себе. И магия. Я винил магию и пытался убедить себя, что это она, а вовсе не мое безрассудство навлекла на меня нынешнее незавидное положение.

Надо мной возвышались огромные деревья. Я шел все дальше и дальше. Птицы перепархивали с ветки на ветку, дважды я спугнул оленей. Когда я дошел до звонкого ручья на дне оврага, я наклонился попить воды, а потом присел, опираясь спиной о ствол древнего дерева, и опустил ноющие ноги в прохладную воду. Услышав шорох за спиной, я сразу же выпрямился и оглянулся, надеясь и опасаясь, что Оликея вернулась помочь мне. Я был бы только рад, если бы она проводила меня в мой мир, но боялся, что она во мне разочаровалась. Я не мог вспомнить, что со мной произошло, но не сомневался, что проиграл в схватке с Джодоли. А это ей не понравится. Убедившись, что рядом никого нет, я заставил себя встать и двинуться дальше.

Ступни у меня болели. Колени и щиколотки ныли, спину ломило. Пот тек ручьями, и мириады насекомых танцевали вокруг меня, гудели в ушах и путались в волосах. И хотя мох оставался мягким, мелкие сучки и шипы ранили мои привыкшие к обуви ноги. Подлесок здесь был довольно редким, но порой мне приходилось сквозь него продираться. К полудню все мое тело покрылось потом, царапинами, порезами и укусами насекомых. Впрочем, все эти повреждения беспокоили меня гораздо меньше, чем прежде. Все-таки от моего жира была хоть какая-то польза.

Далеко за полдень я узнал опаленное молнией дерево. Теперь я знал, куда идти. Я не мог объяснить, почему у меня ушло столько времени на то, чтобы пройти расстояние, которое вчера я преодолел всего за несколько часов. Сумерки сгущались, когда я вышел из древнего леса к старому пожарищу, где подрастали молодые деревья. И к счастью, уже совсем стемнело, когда я, голый, искусанный и исцарапанный, вышел из леса на кладбищенский холм. Я вернулся домой.

На следующее утро я проснулся с таким чувством, будто провел бурную и пьяную ночь и теперь за это расплачиваюсь. Я лежал на своей узкой кровати, смотрел на паутину в углу и пытался найти смысл собственной жизни. Мне не удалось. Потом попробовал вспомнить, чего бы мне хотелось больше всего на свете, но не смог ничего придумать. Это был худший миг за долгое время моей жизни. Спасение сестры из-под гнета отца и новая жизнь здесь казались дикой фантазией романтичного кадета в новенькой форме с блестящими пуговицами, а не надеждой толстяка, покрытого царапинами и укусами насекомых и зараженного магией, которой он не в силах управлять.

Спинк приходил ко мне вчера. Он оставил записку у меня на столе — официальное послание от лейтенанта Спинрека Кестера, сообщавшее, что он был крайне разочарован, не застав меня на посту, и что в следующий раз, когда он приедет на кладбище, он рассчитывает найти меня за выполнением своих обязанностей. Для любого другого послание выглядело бы суровым. А мне оно показалось отчаянным и тревожным. Лучше бы он не приходил и не вмешивался в продолжающееся крушение моей жизни.

Когда я наконец выбрался из постели, выяснилось, что еще очень рано. Я принес воды и помылся, натянул сменную одежду (сожалея о потерянных в лесу вещах), отвел Утеса пастись и попытался вести себя так, словно начинаю нормальный день. Нормальный. Вот о чем я мог только мечтать. Нормальность.

Я заострил колья и попытался наметить прямую линию для будущей ограды. Я с головой ушел в работу, словно проектировал жизненно важный бастион, а не строил обычный забор вокруг кладбища. Я копал яму под третий шест, когда наконец понял причину своего мрачного настроения.

Я сбежал к спекам и обнаружил, что не способен преуспеть даже среди шайки дикарей. Я потерпел поражение. Опустив один из шестов Киликарры в яму, я засыпал ее землей, а потом стал утаптывать. Мои избитые ноги протестовали. Мне не хватало потерянных сапог. Сегодня мне пришлось обуть низкие потрескавшиеся ботинки с протертой подошвой. Вечером я должен буду вернуться в лес и найти свою одежду и сапоги. Я страшился этого. Но похоже, сейчас я страшился почти всего на свете, так что это просто еще одна задача, которую мне следует выполнить. Я вздохнул, посмотрел на груду заготовленных шестов и принялся вкапывать следующий.

Я еще копал, когда появились Эбрукс и Кеси. Они пришли из города пешком, и я заметил их, лишь когда они оказались прямо у меня за спиной. Оба выглядели подавленными.

— Где ты вчера был, Невар? — выпалил Кеси. — К тебе приходил какой-то лейтенант из снабжения. Он был очень недоволен, не застав тебя здесь. Мы даже не знали, что ему сказать. Сначала мы говорили, что ты был здесь вот только что, но он задавал такую кучу вопросов… Нам пришлось признаться, что мы не видели тебя весь день, но ты редко отсутствуешь долго — так что, мы подумали, и сейчас ушел недавно. Он заходил в твой дом.

— Я знаю. Он оставил мне записку.

— Крупные неприятности? — с тревогой спросил Эбрукс.

— Возможно. Но я скажу ему правду. Я пошел в лес, заблудился и только к вечеру нашел дорогу обратно.

Тишина была ответом на мои слова. Я ожидал, что они просто примут мое оправдание. Однако они переглянулись. Эбрукс слегка покачал головой и, хмуро посмотрев на меня, махнул рукой в сторону кладбища.

— Мы с Кеси лучше пойдем косить траву.

Но Кеси и не думал уходить. Он расправил плечи и нахмурил брови. Обычно в его темных глазах стыла печаль и он казался обреченным. Но сейчас он сложил руки на груди и пристально посмотрел на меня.