Я ел, и когда я опустошал одно блюдо, на его месте тут же появлялись другие. Поглощение пищи стало приключением для чувств, не имеющим ничего общего с аппетитом и утолением голода. Я кормил нечто большее, чем я сам, и это «нечто» находило удовлетворение в каждой съедобной частице, попадавшей мне в рот.

Иногда мое истинное «я» прорывалось наружу, и я понимал всю неуместность моей бледной наготы в расцвеченном пламенем черном бархате ночи. Время от времени, когда Оликея удовлетворенно похлопывала меня по раздувшемуся животу, это напоминало мне, что на улицах Геттиса мое брюхо становится поводом для насмешек и стыда. Мое потаенное «я», взлелеянное и воспитанное древесным стражем, вынырнуло на поверхность. Он, по крайней мере, понимал, что заслуживает поклонения, и выказывал свое удовлетворение способами, от которых мое аристократическое «я» содрогнулось бы, если бы у меня было на это время. Он обсасывал пальцы и стонал от удовольствия, причмокивал губами и вылизывал миски, чтобы не пропала даже малая частица предложенного ему лакомства.

Народ восхищался тем, как он нахваливал их угощение. Они подбросили в костер побольше дров, чтобы круг света расширился, и присоединились к пиру, поедая то, что не подобало предлагать мне. Когда я наелся так, что мой живот угрожал лопнуть, и мог лишь пробовать по лучшему кусочку от каждого нового подношения, я заметил, что другой маг устроился рядом со мной. Я повернулся, чтобы посмотреть на него, и Джодоли мрачно склонил голову.

— Мои люди хорошо накормили тебя, — сообщил он.

В его голосе не звучало тепла, лишь подтверждение факта. Я почувствовал себя неловко. Рассеянные осколки моего истинного «я» собрались в единое целое, и я попытался вежливо ответить.

— Они накормили меня лучше, чем мне когда-либо доводилось есть… — начал я его благодарить, но осекся.

Разве не предполагалось, что я его заменю? Не будет ли с моей стороны грубым благодарить его? Кому я должен выразить признательность за столь роскошную трапезу? Я поискал взглядом Оликею, рассчитывая получить подсказку, но она отошла в сторону и о чем-то беседовала с соплеменниками. Некоторое время я смотрел на нее, почти забыв о Джодоли. Оликея расхаживала, как королева, благоволящая подданным. Ее нагота всегда была изящной, но сейчас походка Оликеи казалась мне и привлекательной, и угрожающей сразу. Она наклонялась и выслушивала людей, которые пили и ели, сидя или полулежа на подушках мха. Некоторым она кивала и улыбалась, в других случаях вскидывала брови и нерешительно разводила руками.

— Великий Невар! — Низкий голос Джодоли вновь привлек мое внимание.

Наши взгляды встретились. Я ощутил странную неловкость. Его глаза казались неестественно светлыми на окружающем их темном пятне.

— Ты пришел, чтобы занять мое место? — прямо спросил он.

— Оликея сказала… — начал я, но он со странной улыбкой перебил меня.

— Это мои люди, — предупредил он, потирая большим пальцем об указательный, словно полировал монетку. — Их не так просто завоевать, как тебе кажется. Ты больше меня. И не хуже меня знаешь, что магия течет сквозь тебя. Но магия подобна любой другой силе, гладкокожий. Ее нужно тренировать, чтобы она приносила пользу. И я не думаю, что тебя учили надлежащим образом.

— А тебя учили? — спросил я с холодным спокойствием, которого не ощущал.

— Мои учителя стоят вокруг тебя, — ответил он.

Он следил за мной, пока говорил, и я понимал, что он испытывает меня, так же как и то, что я вот-вот провалю испытание. Я смотрел на собравшихся людей и думал, что могу противопоставить его словам. Упоминание об Академии вряд ли его впечатлит.

— Мой учитель во мне, — повинуясь внезапному порыву, сказал я, чтобы хоть как-то возразить Джодоли.

Мои слова не имели для меня особого смысла, но я был рад, что в глазах Джодоли мелькнуло сомнение.

— Я предлагаю небольшое соревнование, — продолжил он. — Оно позволит моему народу сделать мудрый выбор между тем, кто лучше обучен, и тем, кто больше по весу.

Его взгляд скользнул в сторону. Я проследил за ним и увидел защищавшую его женщину. Она стояла у края освещенного круга. Я догадался, что они сговорились показать всем мое невежество. На миг я задумался о своей стратегии, но почти сразу сообразил, что у меня ее попросту нет. Может, мое спекское «я» и разбиралось в магии, но я не имел доступа к его знаниям. Я лениво откинулся назад и улыбнулся Джодоли, раздумывая, поможет ли мне блеф. Чего ожидает от меня Оликея? Казалось, она сознательно подтолкнула меня к схватке. Я увидел ее в толпе. Она подняла ко мне лицо, и наши взгляды встретились. Оликея явно поняла, что мне грозит опасность. Она заторопилась ко мне, стараясь не выдать своей спешки. Ее взгляд предупреждал меня, но я отвернулся. Улыбка застыла на моем лице. Я кивнул Джодоли, как если бы тщательно обдумал его вызов.

— И какое же соревнование ты предлагаешь? — спросил я.

— Простейшего рода, — любезно ответил он. — Как тебе известно, в изобильные времена народ заботится о своих магах. В трудные времена мы сжигаем нашу магию и себя, заботясь о нашем народе. Итак, почему бы нам не показать, кто из нас способен лучше позаботиться о своем народе в скудные или опасные времена?

Я не знал, как ему ответить. Женщина, несущая мне плоский поднос, загородила Оликею. Ее глаза сверкали, но я повернулся к Джодоли. Он сочтет меня слабым, если заметит, что я ищу совета у женщины. Раз уж я собираюсь находиться среди этих людей, то должен найти собственный путь.

Я постарался оценить соперника. Если он надеется превзойти меня в сравнении сил, он ошибся. Я был не только шире его, но и на голову выше. А мой каждодневный труд сделал мои мышцы твердыми под скрывающим их толстым слоем жира. Джодоли выглядел слабым. Поглощенная мной еда зарядила мою магию. Я ощущал, как она искрится в крови, опьяняя и отравляя меня подобно вину. Сила. У меня была сила, и куда больше, чем у Джодоли. Хитч говорил, что я творил чудеса, превосходящие все, на что способны другие великие. Возможно, у меня природный талант к магии. К тому же у меня было преимущество военного образования. И все, что я когда-либо слышал о стратегии, предупреждало меня, что сейчас нет времени проявлять нерешительность или страх. Моя единственная надежда — вызвать Джодоли на разговор и найти в нем слабину.

— Назначь условия состязания, какие пожелаешь, — учтиво предложил я ему.

Удивила ли его моя беспечность? Я надеялся выиграть время.

Он склонил голову. На мгновение мне показалось, что его губы изогнулись в улыбке, но, когда он поднял голову, его лицо сохраняло серьезность.

— И когда же мы начнем? — мягко спросил он.

— Когда пожелаешь, — великодушно ответил я.

Я открыл глаза. Тусклый свет просачивался сквозь полог леса. Легкий дождь росы сыпался на меня с далеких листьев, когда их тревожил утренний ветерок. Капли сверкали в редких лучах пробивающегося сквозь кроны солнца. Вода падала мне на лицо, голую грудь и живот, поскольку я лежал на спине. Я зевнул и потянулся. Не помню утра, когда бы я проснулся, чувствуя себя лучше. Мой живот все еще был приятно полон с прошлого вечера, и я спал так крепко, словно провел ночь на мягчайшей перине. Я медленно сел и огляделся.