Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мелита нахмурилась:
– Не поняла… Ты что, думаешь: стал богом – забыл, как быть человеком?
– Примерно да, – сказал он. – Став богом, забываешь про совесть. И про многое другое.
– Это не так! – воскликнула Мелита. – Да что ты себе насочинял?! Ох, Локсий кому угодно голову задурит...
– Ну, убеди меня, – усмехнулся Кадмил. – На это довольно времени.
– Не буду ничего убеждать, – Мелита топнула ногой. За плечом качнулась на ремне сумка, похожая на ту, с которой раньше ходил он сам. – Это ж надо такое отмочить!
– Скажешь, нет?
– Нет, – она машинально поправила ремень сумки. – Хотя… Если Веголью какого-нибудь взять, то… Ай, слушай, дело в другом. Видно, на Батиме они все так долго враждуют, что выживают одни говнюки. А тех, кто говнюком быть не хочет, просто убивают, наверное.
Кадмил недоверчиво глядел на Мелиту.
– Да на себя посмотри! – она всплеснула руками. – Ты сам всё ещё бог! Если порезать палец, пойдет белая кровь. Локсий тебя просто искалечил! Ограничил в силе! Но ты все равно пошёл выручать друга. И открыл людям правду. И не побоялся признаться Локсию.
– Всё-то знаешь уже, – усмехнулся Кадмил.
– Работа такая! – сказала она с вызовом. – Такая вот работа теперь.
– Когда ты так говоришь, я от себя просто в восторге… – пробормотал он. – Кстати, а что Локсий?
– Бесится, – Мелиту передёрнуло. – Ушёл на Батим, мрачный, как туча.
– Ушёл? – кровь болезненно толкнулась в виски. – Он ничего не сказал эллинам?
– Нет. Я прилетела часа три назад. Жрецы сказали, что он тебя пытал и бросил в изолятор. Я хотела сразу сюда бежать, но он вызвал. Передал дела. Велел следить за комплексом. И телепортировался на Батим. Злой был и грубый. Статуи эти его... Ух. В общем, нет, с Парниса он не спускался. Ни в Афины, ни ещё куда.
– Вот упрямый мудак, – с горечью сказал Кадмил. – Что же он задумал? Неужели всё впустую...
Мелита накручивала на палец прядь волос, с тревогой вглядываясь в его лицо.
– Ладно, – сказал Кадмил. – Ступай, занимайся делами. Сам знаю, как много всякого дерьма приходится решать, когда нет Локсия.
– Кадмил, – начала она.
– Оставь меня тут, – перебил он. – Я всё это заслужил. Только не забывай присылать жратву, хорошо?
– Кадмил...
– Ты уже, поди, не помнишь, но, если не заряжаешься пневмой, приходится часто есть. Я вот сейчас голоден.
– Кадмил!
Он замолчал.
– Не знаю, что ты тогда сказал такого особенного, – с трудом выговорила Мелита. – Ну, когда мы связались по «лире». Но теперь... В общем, мне ужасно стыдно и... И жалко, что я... И... И ты самый лучший человек, кого я знаю, а я... Я – идиотка.
Она смотрела под ноги, теребя перекинутый через плечо ремень. Кадмил просунул руку в окошко и погладил её по голове.
– Сама же сказала, что я не человек, – тихо произнёс он.
– Это не важно нисколечко, – пробормотала она, прижимаясь щекой к его ладони.
Кадмил закрыл глаза.
Врагами были – друзьями навек стали.
Забыли беды, живём, не зная печали.
Из сумки задребезжал звонок «лиры». Мелита вздрогнула.
– Таскаешь с собой эту хреновину? – криво ухмыльнулся Кадмил. – Хотя да, ты же сейчас за старшую.
Мелита ответила несчастным взглядом.
– Давай, валяй, – он убрал руку и потёр ломившую шею. – Ответь, мало ли, Локсию срочно надо.
Она кивнула, жалобно подняв брови. Скинула сумку, присела на корточки, достала «лиру» и подняла антенны. Вставила в ухо горошину приёмника.
– Боишься, что подслушаю? – не удержался Кадмил.
– Здесь же камень кругом, – сказала Мелита обиженно. – Помехи страшные. А так лучше слышно…
Кадмил поднял ладони.
– Делай, как знаешь, мне-то что,– сказал он.
Мелита нажала кнопку на боку «лиры».
– Лабораторный комплекс Парнис, – сказала она дежурным тоном. – Да, моя богиня... Нет, его нет на месте... На Батиме... Часа два назад...
Последовала пауза. Мелита придавила пальцем горошину в ухе. Глаза её вдруг расширились, рот округлился.
– Как? – выдохнула она. – И что теперь?
По ту сторону связи на сей раз говорили дольше. Мелита слушала, глядя перед собой сосредоточенно и тревожно.
– Понимаю, – сказала она наконец изменившимся, чужим голосом. – Извещу всех немедленно.
Встала, растерянно потирая руки.
– Кто это был? – спросил Кадмил.
– Хальдер Прекрасная, – ответила Мелита всё тем же чужим голосом. – Союзница Локсия. Она… она говорит, что на Батиме началась война.
– Война? – тусклый свет кристалла показался ярким, почти слепящим. – Большая? Та, которой они боялись?
– Да. Большая. Та самая, – Мелита прижала ладони к вискам. – И Хальдер сказала, что Локсий не выходит на связь.
Интерлюдия 4. Небо красное, как кровь рабов
Батим, 614 квадрат Северного полушария. 2195532 сутки, 78 минута. Последние мгновения мира.
«Мальчишка, – думает Локшаа. – Щенок безмозглый. Зачем я только его оживил? Сострадание есть немощь, худшая из всех. Стоило оставить его мёртвым. Это всё Орсилора. Притащила труп, закатила истерику. Да, Вайга погиб так же. И тоже по собственной глупости. Если ей так хочется, пускай бы родила нового сына. Но нет, надо было потешить свои бабские слабости! И сам я хорош, поддался».
Руки сноровисто порхают над пультом, набирают команды, подкручивают регуляторы, перебрасывают тумблеры. Здесь, внутри командного пункта, царит тишина. Это особая тишина, такая, какая бывает перед пепельным экваториальным штормом. Она таит в себе обещание грома. Гром прогремит в двух мирах: родившись на Батиме, отзовётся на Земле.
Панорамный монитор показывает армию. Тысяча двести солдат, выстроенные кругами по триста человек. Круги – ровные, как небесным циркулем отмеренные. Солдаты стоят