Однажды среди ночи проснулся от болей в желудке, оправился с кровью, выпил лекарство, но подумал, что обойдётся; утром стал собираться на работу, однако поднялась температура и заболела голова, вызванный ребятами врач скорой помощи определил дизентерию, меня отвезли в больницу, расположенную недалеко от М8 на Каменном квартале. Там выпил барий, мне сделали рентген, обследовали и обнаружили язву 12 ПК. Не знал тогда ещё, что заработал пожизненно язву желудка, теперь больнице начали лечить.

И вечный бой,

Покой нам только снится.

Летит, летит лихая кобылица

И мнёт ковыль.

(А. Блок),

… а я – лечу в больницу.

Иной читатель скажет: «Зачем так перегружаться, можно же сбавить обороты»; но в среде моих коллег-строителей такого вопроса не возникало. Почему? Во-первых, мы ощутили вкус профессии строителя и полюбили её, во-вторых, для нас основной мотив – это дело, которое делаешь, чтобы прийти к цели, в-третьих, это желание сделать свою работу хорошо, ведь изначально любой человек хочет сделать что-то именно хорошо, а не плохо, чтобы его не назвали дураком; маленький ребёнок строит что-то из кубиков или конструктора и хочет, чтобы хорошо получилось – это природа человека; каждому приятно ценой своих усилий достичь результата, теперь это называется – самоутвердиться, а для этого нужно желание и воля, ну и ещё кое-что; в-четвёртых, «сбавить обороты» – это значит немного расслабиться, схалтурить, отойти в сторону, больше отдохнуть от дел и т.д.; и некоторые считают это «умением работать», говорят, что «на дураках воду возят», «кто везёт, того и нагружают», но это всё для слабовольных и хитрых, хотя и они нередко достигают больших вершин в карьере; а если с детских лет у человека развились любопытство, интерес, страсть, чувство соперничества, а через спорт – энергичность, воля к победе, лидерство, самоуважение и к этому хорошо бы прибавить ум; тогда такой человек не будет задумываться о том, чтобы «сбавить обороты», умерить свой азарт и погасить страсть; верно, иногда не успеваешь следить за собой, наносишь вред своему здоровью; это, к сожалению, бывает (а чего в жизни не бывает?); но главное для строителя – это построить нужный для людей объект, и я думаю, что строители древней Эллады, Кёльнского собора, Покровского собора в Москве также считали это главным для себя.

Моим соседом по палате был Ворошилов, начальник цеха ракет завода «Красмаш» п/я 32; как-то он рассказал о посещении завода Хрущёвым, которому в цехе показали готовые ракеты «земля-воздух» и Н.С. спросил: «Это у вас модели?», на что директор ответил: «Это, Никита Сергеевич, действующие ракеты», Хрущёв смутился и направился к выходу. В больнице очень беспокоили меня дела на работе, каждый день кто-то с участка приходил ко мне, приносили газеты и сообщали новости со стройки; на объект трест поставил моего друга Сергея Климко, освободив его от прежней работы на строительстве завода синтетического каучука; я реально представлял, как ему трудно на незнакомом сложном объекте с большим количеством исполнителей, но, слава Богу, лечение шло успешно, всё обошлось – молодой организм одолел недуг; вскоре, не дожидаясь положенных 20 дней, меня выписали здоровым и отдохнувшим, поправившим свои нервы; побывав дома несколько дней на больничном, я включиться в работу со свежими силами и достойно трудился до ввода объекта в эксплуатацию. Да, тогда я ещё не знал мудрого высказывания Герберта Спенсера о здоровье: «Поддержка здоровья есть долг. Немногие, по-видимому, сознают ещё, что есть нечто такое, что можно бы назвать физическою нравственностью… Всякое неповиновение законам здоровья есть физический грех».

Ещё раньше, в августе, когда близилось завершение кирпичной кладки административно-бытового корпуса, нам захотелось увековечить построенный объект, т.е. всего-навсего на фасаде вверху выложить из светлого кирпича дату «1961», но крупно, чтобы её было хорошо видно с проспекта Красноярский рабочий, и я на самосвале поехал к строящемуся учебному корпусу института цветных металлов, стены которого облицовывались ярко-жёлтым кирпичом; изложил незнакомому прорабу просьбу, и он без волокиты отгрузил два поддона с кирпичом; через несколько дней все увидели яркую дату на фасаде, которая сохранилась до сегодняшнего дня; правда, приезжал ко мне офицер КГБ (кто-то туда капнул), спрашивал, имелось ли разрешение, ответил ему, что это я велел установить дату, последствий не было; посетив последний раз Красноярск в 2007 году, т.е через 46 лет. и, проезжая на трамвае по проспекту Красноярский рабочий мимо одного из самых значимых предприятий города, «Красцветмета», бывшего п/я 121, и увидев на фасаде цеха М8 крупную дату «1961», нахлынули воспоминания.

XXII

Однажды экскаваторщик, копая во вторую смену траншею с северной стороны цеха, случайно порвал трубу водопровода, который функционировал за территорией завода десятки лет и о нём проектировщики и строители не знали; за ночь вода проникла в подвал и, что самое страшное, в помещение, где уже были смонтированы импортные насосы, и электромоторы залило водой. Произошло крупное ЧП, и когда я утром вошёл в подвал, залитый водой, то попросил штукатуров пойти домой и поработать во вторую смену; воду откачали к полудню, начался демонтаж электромоторов, на другой день приехал Ломако П.Ф., который уже был в курсе, а раз случилось ЧП, должны быть виновные; директор Рожков и я пошли с П.Ф. в подвал, который отдавал сыростью; шли мы по середине коридора, а по бокам женщины, стоя на козлах, штукатурили бетонные стены; стоял шум от работающих растворонасосов, я шёл сзади, шли молча; когда миновали штукатуров и стало тихо, я услышал, как Ломако спросил директора: «Кто виновен в аварии?». Рожков ответил: «Мы на заводе в электроцехе моторы высушим и перемотаем обмотку, всё будет в порядке». П.Ф. повторил свой вопрос, директор: «Всё будет в порядке»; тогда Ломако, промолвил: «Жалеешь людей, жалеешь»; директор промолчал, он в свои молодые годы, когда ещё работал на ГУЛАГовской стройке комбината в Норильске, да и после, сражаясь на фронте и обороняя блокадный Ленинград, в полной мере познал людское горе; кроме этого, он знал крутой нрав сталиниста, в том числе его работу во время войны, особенно, в первые её годы, когда нарком цветной металлургии СССР Ломако отвечал перед Микояном и Сталиным за поставку алюминия для самолётов с уральского завода, ведь все другие заводы были захвачены немцами; алюминий был крайне необходим и недаром в списке материалов и вооружения для экстренной помощи, который Сталин направил Рузвельту, алюминий был указан в первых пунктах. В 1970-х годах мне рассказывал мой руководитель сектора в Красноярском НИИ Анатолий Лазарев, а ему рассказывал отец, работавший на этом заводе во