контрольном банковском обмере пришлось однажды мухлевать; конечно, писать о таких незаконных вещах не принято, но дело прошлое и в строительной практике часто встречается; речь шла о количестве строительных лесов (и, естественно, денег), потребных для ведения работ; объём лесов в смете был занижен, фактически он был больше, и это было легко доказать банку, однако, чтобы хотя бы частично оправдать перерасход зарплаты на участке, решили ещё больше завысить объём лесов, естественно, и Синегин, ставший начальником СУ 1 после ухода Нестеренко на завод КПД, и сметчик ПТО Медюх всё знали и просили меня убедить работника банка в «правильности» дутых цифр; этим прибывшим работником была молодая женщина, и Синегин мне сказал в присутствии Медюха: «Анатолий, тебе ничего не стоит её поиметь (правда, он употребил более грязное слово) и тогда всё будет в порядке»; кровь ударила мне в голову, идеалистически настроенный, неискушённый юноша, только недавно, как из института, я был глубоко потрясён, но сдержался, повернулся и ушёл, а через некоторое время подумал: «Как он мог мне такое предложить? Он знал, что мне 24 года, что я со всеми стараюсь быть уважительным, что у нашей когорты ребят есть прекрасные невесты и жёны; такое циничное предложение никогда бы не сделал Илья Павлович Нестеренко. И хотя позже мои производственные взаимоотношения с Синегиным были нормальными, но человеческое уважение он в моих глазах потерял; такое убеждение, возможно, ложное, внушило мне самолюбие, страдавшее при каждом столкновении с ним в дальнейшем; а технического инспектора банка я с карандошом и блокнотом в руках поводил по всем ярусам здания и большого воздуховода (иногда несколько раз повторив маршрут, туда-сюда), и она, согласившись с увеличенными нами объёмами лесов, подписала акт.

Ещё о Синегине. Умный, энергичный и грамотный строитель, трудолюбивый, хорошо проявил себя инженер – стал инициатором крупного рацпредложения на Берёзовке по замене железобетонных конструкций нескольких опор галерей на более рациональные рамного типа; получив вознаграждение, купил «Волгу»; далее время показало, что он чрезмерно любил деньги (я тоже люблю, но не чрезмерно, т.е. как большинство людей); никогда мне не выговаривал, на людей не кричал, эту хорошую привычку он перенял у Нестеренко, быстро соображал, но характер имел немного авантюрный, что проявилось, в частности, во время бетонирования приёмных бункеров в Берёзовке, когда был заморожен бетон. Синегин был изрядным циником и как-то, ещё в Берёзовке мы о чём-то говорили наедине, я о каком-то случае сказал: «Но ведь это не справедливо!», на что, согласившись со мной, он ответил: «Знаешь, Анатолий, запомни, там, где была справедливость, там х.. вырос»; так буднично было сказано молодому тогда ещё 23-летнему, ещё не разочаровавшемуся в мечте «целомудренному» строителю, у которого всё чистое и высокое было заложено с детства и отрочества; я вдруг столкнулся с чем-то, казалось бы, совершенно не сочетавшемся с тем, что я знал из жизни; мне было стыдно об этом разговоре рассказать даже моему другу Геннадию, коллеге по Берёзовской стройке, с которым жил в одной комнате; конечно, со временем у молодого человека, тем более строителя, по мере приобретения реального опыта неизбежно что-то пропадает, приходит скепсис, безверие, ожесточённость, многое исчезает бесследно или вспоминается лишь как наивная сказка, но для некоторых в этой сказке заключена главная правда о человеке.

Но я отвлёкся. Стройка входила в предпусковой период, и надо было срочно закрыть один оставшийся монтажный проём в покрытии с северной стороны здания, а он был оставлен для того, чтобы смонтировать в одном из помещений тяжёлую мельницу, которую долго не привозили из ГДР; теперь монтажники опустили её краном в помещение и нам надо было закрыть шестиметровый проём плитами покрытия; риск заключался в том, что стрела старого башенного крана БКСМ (с кареткой) даже на полном вылете не доставала до места укладки двух дальних плит, и требовалось устанавливать их «с большой натяжкой вручную» в нарушение т/б; при этом крановщик не должен резко опускать плиту ПКЖ, чтобы она, не дай Бог, не треснула или сломалась, а работу следовало выполнить только в ночную смену, когда никакого начальства (особенно из УМ 3, хозяев крана) и свидетелей не будет; надо было обязательно проконтролировать, чтобы монтажники надёжно пристёгнули свои пояса тросом к якорям, да и сам процесс должен быть выполнен аккуратно и безопасно, поэтому я решил быть на смене в роли мастера; в 17 часов ушёл домой, поспал и к 23-00 был на работе; всё было сделано успешно, работу закончили к 6-00, а находясь ночью на крыше, мы стали свидетелями того, как по ул. Красноярский рабочий на запад двигалась вереница бортовых МАЗов, нагружённых металлическими искорёженными крупными обломками разбившегося самолёта; нам уже было известно об этой катастрофе, ибо несколько дней назад город облетела весть о крушении самолёта в районе п/я 9 – это был ТУ–104 с сотней пассажиров на борту, который выполнял рейс из Иркутска и по неосторожности летел над секретной территорией подземного атомного предприятия; без предупреждения лайнер сбили ракетой, и он упал на колхозное поле, все погибли, а мародёры из соседнего села стали делать своё дело, грабили, пока не прибыли люди из КГБ и солдаты, оцепившие место катастрофы, мародёров арестовали, был суд; значительно позже я так же летел из Иркутска и смотрел в окно, видимость была отличная и примерно за полчаса до прибытия в Красноярск, в стороне от трассы полёта заметил в тайге большую вентиляционную трубу и рядом автобазу – это было хорошо замаскированное подземное производство с экспериментальным атомным реактором.

XXI

К концу сентября напряжение на участке достигло максимума, но аврала, при котором обычно идут на нарушение технологии, не было; я работал по две полные смены, для меня работа – это было главным, забывал обо всём, а домой приезжал только спать; теперь мне приходилось ежечасно решать проблемы, возникающие у наших строителей и у десятка субподрядчиков, да ещё обязательно присутствовать на оперативной планёрке, которая проходила непосредственно на объекте, поэтому обедать вовремя не получалось, часто между сменами выпивал бутылку молока с хлебом, затем подготавливал вторую смену; всегда опаздывал в столовую, поскольку на участке для второй смены надо было уточнять задания и обеспечивать всем необходимым; приходил в столовую, а там было то, что осталось, не разбираясь, ел всё подряд («ел эту гадость на том основании, что человек не собака, коли голоден, всё съест, нюхать не станет»), быстро возвращался на объект или на планёрку; нервное напряжение было настолько большим, что ночью во сне мозг ещё «работал», но пока всё это