– Вот уж десять лет прошло, а день всё так же свеж, как накануне, – говоришь ты. – Хуже всего то, что он ощущается чем-то давно ушедшим и одновременно тем, что должно вот-вот нагрянуть. Словно бы завтра должно свершиться нечто, а я ничем не могу этому помешать. Как мне со всем этим быть?

Ты и вправду меня озадачиваешь. Я ведь вижу, что ты годами ждала задать кому-то этот вопрос, но я не та, кто мог бы на него ответить. Когда же я говорю, что пришла не за этим, ты взираешь с облегчением, и это в самом деле так.

Ты спрашиваешь, чего я хочу, а я отвечаю, что нельзя терять ни минуты. Есть человек, который так часто ходил тенью, затмевая собой Короля, что их двоих называли одним пауком. Не теряй крупиц времени на россказни, что ты не знаешь, о чем я говорю, потому как десять и один человек и Аеси вошли в твой дом, но ни один из них не вышел. Ты говоришь, что это было много лет назад и они были просто грабителями.

– Послушай, у нас нет времени на эту игру, – говорю я громче и выхожу из реки.

– Ты из смолы или дегтя? – спрашиваешь ты удивленно, но я не отвечаю.

– Куда мы можем зайти? – спрашиваю я. – Ибо есть у меня известие, для тебя тревожное.

Мы заходим к тебе в амбар.

– Сущности над небом и под землей всё видели, как ты убила Аеси, и были среди них такие, которые прогневались, – говорю я тебе, а ты отвечаешь, что убила бы его снова, приди он за кем-нибудь из твоих детей. Когда я говорю, что это было б хорошо, ты разом озадачена и уязвлена.

Я и не думаю о вреде твоим детям, но ты прямиком спрашиваешь, зачем я сюда пришла. Я говорю, что нам нужно поспешить, так как песочные часы уже перевернуты и струйка в них неумолимо иссякает.

– Кем бы ты ни была, перестань говорить загадками и скажи, для чего ты явилась! – восклицаешь ты, а я почти смеюсь твоей запальчивости.

– Зачем я пришла, ты уже озвучила сама. Аеси, которого ты вроде как убила. На смерть ты его, понятно, обрекла, но таков уж мир, а с ним времена и боги, что пребудут вечно.

Тот, кого ты убила, возродился заново.

– Постой. То есть раньше я уже убивала этого Аеси?

– Да. Ты же помнишь, как умер твой сын Эхеде?

– Кажется, какие-то разбойники, грабители. Кто-то счел его за дикого льва.

– Неужели твоя память и вправду настолько оскудела?

– Послушай, я устала от того, как ты со мной разговариваешь. Как с какой-нибудь выжившей из ума старой каргой!

– Аеси со своими людьми устроил засаду прямо в твоем доме. Они убили Эхеде, а ты убила его. Второй раз, когда он погиб сам от себя.

– Моего сына убили отловщики. Я это знаю, потому что все их трупы были захоронены на заднем дворе.

– Это были не отловщики, а солдаты.

– А Аеси? Его тело тоже там, в яме?

– Нет. Ты вдохнула в него свой дар, и его разорвало в мелкие брызги.

– Продолжай свой рассказ.

Попеле продолжает:

– Я понимаю, что нужно остановиться, так как известие подобно падению дерева: сначала всё тихо, только треск рвущихся листьев и ломающихся веток, а затем всё это с грохотом рушится, сотрясая землю. Ты ошеломленно смотришь на меня, словно не понимая, кто вдруг влепил тебе пощечину. Но терять время для нас непозволительная роскошь, и я говорю:

– Ты должна убить его снова.

– То есть как «возродился»?! – возмущаешься ты, а я не хочу отвечать, потому что ответ долгий, и его лучше рассказывать в пути. Поэтому я спешу добавить, что он сейчас не при дворе и даже не в облике мужчины. Но ты всё равно повторяешь, слабо, как обиженное дитя:

– Что значит «по-прежнему жив»? Он что, как-то взял и восстал из мертвых?

Ты спрашиваешь, уверена ли я, и даже когда я киваю, переспрашиваешь снова. Вид такой, будто сейчас заплачешь: лицо подергивается, но ты его останавливаешь волей. И вместо этого избираешь гнев:

– Это что за мерзкий трюк? Если не ты, то что за бог балуется такими гребаными каверзами? Вот почему никто больше не поклоняется богам, кроме этих лживых жрецов фетишей! Как получилось, что он снова жив?! Он собирается прийти за мной? Как так может быть, что он опять среди живых?!

Ты спрашиваешь снова и снова, пока я не сообщаю, что оговорилась. Убийство здесь как бы и не нужно. Он жив, и это точно, но тебе необязательно его убивать. Надо просто сделать так, чтобы он больше точно не возродился. Послушай, что я тебе скажу: как он гибнет, даже не имеет значения. Аеси из тех, кто возвращается в потусторонний мир вместе с теми, чей дух непокоен, а затем, восемь лет спустя, возрождается снова. Большинство тех духов рождаются от одних и тех же женщин и умирают молодыми, чтоб родиться снова и снова же умереть, оставляя свою роженицу не ведающей ни о чем, кроме своего горя. Однако Аеси всякий раз рождается от женщин разных, а боги не метят себе любимцев между Севером и Югом; известно только, что он во все времена объявлялся на Севере.

Вот почему нам сейчас необходима ты. Потому что крайне непросто отыскать того, у кого при каждом рождении меняются матери.

Вся эта история разматывается настолько стремительно, что у тебя кружится голова. Я снова повторяю, что через восемь лет после того, как ты его прикончила – тогда Королем все еще был Моки, – он родился снова. Когда тебе было двадцать и девять. Аеси – это даже не имя, ибо подлинного его имени не знает никто, кроме разве что последней матери. Итак, через восемь лет после своей гибели Аеси вновь появился на свет в Омороро, у женщины из племени асакинов, в диком буше между городом и морем. Кваш Моки умер как раз, когда мальчишке исполнилось восемь. Чтобы его разыскать, потребовался десяток лет, и еще пять лун, чтобы найти тебя, так что времени у нас нынче осталось в обрез.

– Откуда всё это знаешь? – спрашиваешь ты.

– Со временем мы наконец поумнели и научились следовать за теми, кто следует за ним, – отвечаю я.

– Ты о сангоминах?

Сангомины. Сангома со своими мерзкими детишками-убийцами. За мальчонкой наблюдают издалека, и вряд ли он об этом догадывается. Скорее всего, он в полном неведении, потому что