Кроме этих и еще некоторых других чудес, подаренных нам нашими таинственными друзьями, мы собрали необходимые нам наши обычные вещи, не забыв оружие и запасшись привычной едой. Ибрагим и Саид побывали в оазисе, сообщив нашим помощникам, что мы отправляемся в другой город, найденный нами поблизости и скрытый под нанесенными песками, так что некоторое время нас в священном городе не будет. Завершив все эти приготовления и поручив пришедшим заботу о животных, мы, нагруженные поклажей и в сопровождении нескольких из них спустились в комнату Странствий. На душе у нас было на удивление спокойно, ибо у нас совсем не было чувства, что мы отправляемся в какие-то совершенно чуждые нам невообразимые дали. Наоборот, мы чувствовали себя уверенно, ибо отправлялись по стопам своих предшественников-ищущих в изученный ими мир. Души наши наполнял лишь восторг встречи с новым, вожделение неожиданным новым путешествием и ожидавшими нас там потрясающими открытиями. Поборов зудящее нетерпение, мы внимательно наблюдали, как Саид ведет нас сквозь звездный океан, прокладывая маршрут. Затем, испрося у Аллаха благословения, сомкнули магический кристалл и, оставив церемонии прощания и лишь махнув рукой провожавшим нас друзьям, решительно двинулись в разлившееся перед нами ослепительное сияние…

Предельно четкая и бесконечно тонкая граница сменила сияние на непроглядный темно-серый мрак, очевидно, самый темный, какой только возможен, но все же не черный, а серый. Никакого ужасающего коридора с рваными стенами не было, лишь равномерная бесплотная и бездонная темно-серая пустота, совершенно неподвижная и безмолвная. Ни глаза, ни уши не ловили ничего, что могли уловить. Однако при этом было явственное ощущение движения, мчания вперед с чередующимися поворотами, кренами, словно огибанием чего-то, подскакиваниями вверх и провалами вниз. Но все эти порой очень резкие маневры не захватывали дух, а воспринимались спокойно, как самые привычные движения. Еще было ощущение, похожее на налетающий ветер, то горячий, то холодный. Ощущения же панического ужаса и стремления поскорее покинуть это место не было и в помине. Не было, правда, и чувства комфорта, не возникало вообще никаких чувств, все было равномерным, спокойным и серым, настолько густо и бездонно-серым, что эта бездонная серая густота засасывала и топила в себе. Однако сознание работало, и я ясно осознавал эту серость, царившую здесь во всех смыслах и поглотившую все человеческие чувства. Также я осознавал ощущение этого множественного движения, которое не было похоже ни на одно из ощущений нашего мира и распознавалось непонятно как. Мысль также работала, и она не преминула отметить, что мы сейчас, вероятно, существуем в том самом измененном виде, о котором говорил Ибрагим. Именно поэтому наши чувства здесь молчат, а работают лишь те, что присущи этому миру, хотя назвать эту серость миром никак не поворачивался язык, что, по-моему, было вполне справедливо. Скорее всего, это было нечто, находящееся где-то внутри зеркальной грани, между зазеркальями.

Неожиданно мы, после очередного сложного и многоступенчатого маневра, уперлись, и я это явственно почувствовал, в еще более плотную серость и, упруго пройдя сквозь нее, выскочили в упоительно знакомое и родное, полное нормальных человеческих ощущений окружающее. Мы, сомкнувшись в магическом кристалле, стояли в небольшом, но, видимо, очень длинном гроте, выход из которого виднелся впереди. Позади же нас переливалась знакомая радужная плоскость, которая, очевидно, только что выпустила нас из потусторонья. Едва мы разомкнули наши объятия, она исчезла, но стоило нам вновь сомкнуться, появилась на том же месте. Проверив таким образом вход обратно, мы наконец расслабились и принялись с интересом осматриваться вокруг. Грот был почти круглым, живо напомнив нам коридор звуков. Сходство было также в том, что тут и там из пола и стен торчали столбы и всяческие наросты разных размеров, совсем, правда, не нарушая правильной формы грота. При близком рассмотрении все они состояли из кристаллов кубической формы самых разных размеров, причудливо громоздившихся друг на друге, но в итоге составляющих плотное построение. Я совершенно неожиданно для себя, повинуясь воспоминаниям, постучал перстнем по одному из них, но он, в отличие от поющего столба, издал лишь едва слышное цоканье. Взвалив на плечи хурджуны с поклажей, мы были несказанно удивлены ее легкости, только сейчас обратив внимание на легкость любого движения, настолько непривычную, что, казалось, мы вот-вот оторвемся от земли и взлетим под потолок. Разумеется, мы совсем забыли о том, что гнетущая сила здесь слабее, чем в нашем мире, и в первые мгновения даже принялись хвататься за окружающие предметы, боясь взлететь. Но очень быстро мы обвыклись и научились размеривать силу для движений, перестав в конце концов замечать эту разницу. Мне, однако, тут же пришло в голову, что, привыкнув к этой легкости, мы по возвращении обратно, наоборот, почувствуем тяжесть нашего мира, что может поначалу создать нам неудобства. Я сразу высказал эту мысль друзьям, заметив, что нам здесь необходимо уделять особое внимание силовым упражнениям своих тел, дабы не оказаться по возвращении беспомощными. Впоследствии оказалось, что эта предусмотрительность вполне себя оправдала.

– Здесь те же материалы, что и у нас, – сказал Омар, ощупывая столбы и наросты на стенах. – Но построения их отличаются. Сначала почти незаметно, но, по мере нарастания, становятся все больше и больше. Взгляните: таких кристаллов в нашем мире нет, хотя они построены из тех же первородных материалов, и они, в силу самого устройства этих материалов, просто не могут быть такими. Я не могу понять, в чем тут дело, но, похоже, первородные силы творения действуют здесь как-то по-другому, очень мало, но отличаясь от таковых во всем безбрежье.

Обдумывая эти слова Омара, мы наконец двинулись к выходу из грота. Выйдя из него, мы увидели, что стоим у подножия невысокой горы, состоящей все из той же кристаллической породы. Перед нами лежало небольшое плато, за которым, после длинного пологого спуска, простиралась необъятная равнина, уходящая вправо и влево за горизонт, и лишь в противоположную от нас сторону вдали виднелись какие-то возвышенности. Слева из-за горизонта поднималось красное солнце, по размерам несколько больше, чем наше. Скалы вокруг были темно-серыми, до черного, равнина же внизу – коричневато-красной, и было непонятно – это ее собственный цвет или ее подсвечивает восходящее солнце. Удивительным было то, что нигде не наблюдалось ни каменных россыпей, ни отдельно лежащих камней, столь обычных для нашего мира. Этих камней как-то очень не хватало нашему взгляду, без них окружающая местность выглядела какой-то чужой, настораживающей и отталкивающей, и мы, надо сказать, далеко не сразу обратили на это внимание. И только тут мы вдруг осознали, что находимся уже не у себя дома, а в ином мире. При этом фраза «у себя дома» прозвучала в наших головах как-то странно, заключая в себе уже совсем другой смысл, в котором понятие «дом» охватывало уже целый мир, который мы покинули. Эта мысль даже на мгновение ужаснула нас, так как мы лишь сейчас представили себе, насколько мы на этот раз удалились от дома. И нам вдруг безудержно захотелось обратно «домой». Но это продолжалось лишь несколько мгновений, быстро уступив место другим мыслям. Нами овладел восторг, подобный тому, который мы испытали, войдя в Ирем. Сейчас же мы вступили в один из тех иных миров, о которых говорил почтенный Дервиш, намеки о которых звучали со стен подземелья, о рождении и восхождении которых повествовали письмена скрытого города и, наконец, о посещении которых мы грезили в своих мечтах. Мы ошарашенно озирались вокруг, не веря в явственность окружающих нас картин и в истинность происшедшего: все это просто не укладывалось в наших головах.