Взаимные приветствия вышли скомканными и неловкими, переглядывания между нами четверыми — многозначительными, попытки сделать вид, что ничего особенного ни у кого не произошло — неуклюжими и смешными. Мы с Ритой нацепили на себя дежурно-понурые улыбки, сработав синхронно, как сёстры-близняшки, Максим снова нахмурился (ох, как же меня тянуло снова расправить эту его морщинку, только на этот раз губами, а не пальцем), а Слава просто впал в задумчивость, в которой уже пребывал постоянно последние пару недель перед каникулами.

Выглядел Чанухин откровенно паршиво. Даже хуже, чем накануне их предновогоднего спектакля, когда я разговаривала с ним на репетиции. Тогда он был уставшим, раздосадованным и запутавшимся, теперь же просто потух, побледнел, выцвел на пару с такой же полупрозрачной Ритой. Больше не бросались в глаза своей яркостью рыжие волосы, потускневшие и посеревшие, словно щедро усыпанные пеплом сожжённых за собой мостов, не выделялись на бледной коже солнечные пятна веснушек, зато красиво переливался оттенками жёлтого и серого синяк на его скуле, решивший расцвести громадным бутоном перед тем, как завянуть.

Я знала, о чём говорила. Скромный маленький засос, случайно оставленный мне в последнюю ночь Ивановым, сейчас тоже расползся на половину плеча и слегка устрашал своим видом. Синяки на светлой и тонкой коже проявлялись от любого неудачного прикосновения, и по маленьким пятнышкам, оставшимся на моём теле от его пальцев, можно было как по хорошей шпаргалке вспоминать всё, что было между нами: одинокий след над локтем после недолгого совместного купания в ванной, пара на бёдрах с поездки ко мне в квартиру, россыпь на запястьях — ссора и его попытки удержать меня, и пятерня на ноге как ещё одно напоминание о нашем бесстыдном поведении перед моим вынужденным возвращением домой.

— Ты в порядке? — спросила я Марго, как только мы ожидаемо разделились на пары и Максим со Славой ушли вперёд на несколько шагов, достаточных, чтобы им не было слышно, о чём мы говорим.

— Бывало и лучше, — неожиданно честно пробормотала она и послала мне вымученную улыбку, тонкими пальцами обхватив мой локоть. Глубоко вздохнула, замедлила шаг ещё немного, ловко увеличивая расстояние от нас до парней, и полушёпотом сказала: — Вам не о чем переживать. Мы решили, что можем… общаться. Вполне нейтрально и не вспоминая прошлых обид, просто как… как приятели.

Она запнулась под конец, в последнюю секунду остановив себя от набившего оскомину «просто друзья», уже ставшего причиной многих слёз, неправильно принятых решений и неверно истолкованных чувств. И снова — на те же грабли.

Хотелось набрать полные ладони снега и высыпать его на голову подруге, а заодно щедро закинуть холодных комков ей за шиворот, чтобы заставить одуматься и попытаться исправить хоть что-то, пока не стало слишком поздно. Пока они не успели сделать друг другу ещё хуже.

А потом пришло очень отрезвляющее, прошедшее по телу ударом тока осознание, что начать мне стоило бы с себя. Привести свои мысли и чувства в порядок, разобраться со своими абсурдными страхами, неуверенностью в себе и необъяснимым стремлением любой ценой избежать привязанности, сделать что угодно, лишь бы не пришлось доверять тому, кто давно уже своими поступками заслужил доверие.

— Ты думаешь, что это хорошая идея? Продолжать всё так, словно ничего не было? — осторожно спросила я, заметив, как она тут же закусила губу. Значит, думала об этом, сомневалась в правильности своего решения, боялась снова ошибиться. — Я плохой советчик, Рит. Я мало смыслю в отношениях, но мне кажется, что лучше сразу всё обсудить и прояснить…

— Никаких отношений, Поль, — резко и уверенно перебила она, тряхнула головой, так что несколько пушистых светлых прядей выбились из-под капюшона и упали на лицо. — Теперь точно нет. Мне это больше не нужно, ему и подавно. Мы и правда собираемся просто поддерживать на людях видимость того, что не ненавидим друг друга так сильно, что глотки бы перегрызли не раздумывая.

— Кажется, пару месяцев назад я тоже заключала кое с кем подобное перемирие.

— Это разное. Я… я знала, что дороги назад уже не будет, если я пойду с Романовым. И сделала это осознанно. Кто-то ведь должен был поставить жирную точку в этом спектакле, — никогда бы не подумала, что бывает такая улыбка, от которой перехватывает болью горло и глаза пощипывает от подступающих слёз. Но вот она, прямо напротив, на лице моей подруги, чей взгляд как будто невзначай постоянно останавливается на одном из идущих впереди силуэте.

Она сильная. Рита оказалась намного сильнее и жёстче, чем я могла себе предположить, а проявления её чувств — более разрушительными и беспощадными, чем внезапное цунами. Как она готова была любить без границ, так и ненавидеть вплоть до последнего вздоха.

И несмотря на то, что она сделала всё, лишь бы оттолкнуть его от себя, смело обрубила все связывающие их канаты, которые сплелись морскими узлами, теперь, сама того до конца не понимая, отчаянно цеплялась за последнюю целую ниточку, соглашаясь общаться с ним несмотря ни на что. Может быть, ей и удалось поставить одну жирную точку в этой истории, только вместе с двумя бледными предыдущими всё равно получилось загадочное многоточие.

— Вот же бараны, слов нет, — шепнул мне Максим на ухо, когда мы столпились у входа в раздевалку, пропуская уже выходящих из неё учеников. Хоть я и была полностью согласна с подобной характеристикой наших друзей, ответить ничего не успела: его мизинец на один короткий и такой приятный миг зацепился за мой, прежде чем мы вынуждены были разойтись каждый по своим углам.

Могли бы и не расходиться. Могли бы не переглядываться украдкой из-за рядов с чужой верхней одеждой, идти по коридорам и подниматься по лестнице вместе, а не порознь, на безопасном друг от друга расстоянии, могли бы поцеловаться перед тем, как юркнуть по кабинетам, а не довольствоваться одним мимолётным взглядом.

Если бы я не струсила несколько недель назад, а он бы не поддержал мою дурость и не продолжал безмолвно разыгрывать отсутствие между нами отношений. И теперь я сама не знала, а хочется ли ему что-то менять? Может быть, он и сам не собирается придавать публичности тому, что происходит между нами? Может быть, моё импульсивное предложение только поставит нас обоих в крайне неудобное положение?

А в кабинете меня ждало чудо.

Настоящее, живое чудо, которое суетливо раскладывало вещи на нашем столе и поправляло каштановые волосы, собранные в игривый низкий хвост с красивой заколкой. И я, замешкавшись на пороге на доли секунды, ринулась к ней и чуть не сбила с ног, неуклюже обхватила руками и ткнулась носом в плечо.

Наташа не сопротивлялась, только посмотрела на меня растерянно — кажется, совсем не такого приёма она ожидала — а потом аккуратно ввернулась, чтобы наконец обнять меня в ответ своими длинными и худыми руками.

— Мы так по тебе скучали, — честно призналась я, неохотно отлипая от неё и отходя к своей стороне стола. За без малого месяц, что Колесова пропадала со своим Яном, я успела надумать себе таких кошмаров, что еле подавила в себе желание ощупать её руки-ноги и проверить, цела ли она.