Марина спала, лежа на спине. Лунный свет накрывал ее кожу, как россыпь драгоценных камней. Я не видел более потрясающего зрелища. Казалось, что она вся покрыта бриллиантами и водными бликами. Даже волосы мерцали в темноте. Сейчас они спутались, и я ощутил странную гордость от того, что это сделал я. У нее были невероятные волосы. Похожие на шелк и жемчуг, блестящие, волнистые и гладкие. Ощущать их в ладони было ни на что непохожим. Как будто я касался теплых морских волн, которые ластились к моим пальцам.

Одеяло едва прикрывало бедра, оставляя грудь и живот обнаженными. Если бы мог, я бы часами смотрел на сморщенные от холода соски. Безумно хотелось прикоснуться к ним губами. Обхватывать и сосать, трогать языком до полного насыщения.

Боясь разбудить, я осторожно укрыл Марину. Не хотелось, чтобы даже воздух касался ее обнаженной кожи. Я ревновал ее ко всему. А еще… еще казалось, что ей и нашему ребенку холодно, и только я смогу согреть их.

Если повезет, все закончится до того, как Марина проснется, и она даже не узнает об этом. Только бы с ней ничего не случилось.

Я поцеловал ее прохладный лоб и быстро вышел, пока еще мог это сделать.

Маттиас ждал за дверью, скрестив руки на груди и мрачно глядя себе под ноги. Я чувствовал исходящее от него раздражение.

— Знаешь… Я все-таки не понимаю. — Он покачал головой. — У тебя есть шанс разделаться с этим раз и навсегда.

— А у тебя есть шанс лишиться всех своих зубов. — Я не собирался обсуждать свое решение по десятому кругу.

— Хватит угрожать мне. Я вообще не обязан впрягаться в твои проблемы.

Я пожал плечами:

— Ты знаешь, где выход. Если боишься напороться на наших… «гостей», можешь отсидеться здесь. Я скажу, когда разберусь с ними.

— Какой ты заботливый. — Маттиас скривился. — Сделаю вид, что повелся на твою провокацию.

Я усмехнулся:

— Отлично. Тогда ты отправишься к трассе. Будешь командовать моими людьми. А я разберусь с теми, кто не хочет быть замеченными.

Маттиас посмотрел на меня, как на психа:

— В одиночку? Это слишком даже для тебя. Что происходит?

Я взглянул на дверь, за которой мирно спала Марина. Как так получилось, что с ее появлением моя жизнь обрела смысл? Теперь все виделось иначе. Вещи, которые раньше казались мне безумно важными вдруг утратили свое значение. А то, в чем я не видел ничего особенного, стало центром меня.

Я направился в сторону оружейной:

— Ты знаешь, что я привык все продумывать заранее. Но в этот раз все катится к чертям.

— Начало не обнадеживает.

Я усмехнулся:

— Это ты у нас смотрел в будущее с надеждой. Я всегда был реалистом.

— И именно поэтому ты тогда не поддержал меня? Потому что наперед знал, что ни черта не выйдет… Не хотел зря рисковать?

Он даже не пытался скрыть обиду, звучащую в голосе.

Не знаю почему, но я решил сказать правду:

— Твой отец отказался от тебя и изгнал, но всегда оказывал тебе поддержку. — Маттиас хотел возразить, но я прервал его: — Он часто бывал у нас дома. Обсуждал дела с моим. Я подслушивал. Он следил за каждым твоим шагом. Когда у тебя появлялись враги или конкуренты, он избавлялся от них быстрее, чем ты успевал узнать об их существовании. Половина компаний, с которыми ты вел дела, принадлежала ему. Что-то он скупал, что-то основывал сам, чтобы легче было контролировать. Отец часто помогал ему обставлять такие дела. Ты бы знал, сколькому я научился, просто слушая их. Если когда-то нужно будет создать подставную фирму, скрыть счета, отмыть нал, обращайся. Я теперь в этом спец.

Я видел, как он удивлен. Чувствовал по запаху. Маттиас даже шаг замедлил.

— Ты бы знал, как я тебе тогда завидовал. Твой отец всегда с такой гордостью рассказывал о твоих успехах. О твоей гребаной учебе и всех дипломах, которые ты заработал. У него был чертов альбом с газетными и журнальными вырезками о твоих достижениях. Копии дипломов, интернет-статьи. Однажды они напились, и я его выкрал. — Я усмехнулся, вспоминая. Тот день даже сейчас отчетливо стоял перед глазами. — Когда они протрезвели, весь дом стоял на ушах — искали пропавший альбом. Он сделал из тебя икону. Чуть ли не молился на тебя. Единственный сын, и всего добился сам. Но знаешь, что было хуже всего?

Маттиас молча смотрел на меня, а я в который раз ощущал себя идиотом, который отчаянно пытался получить то, что ему никогда не будет принадлежать.

— Хуже всего было то, что я знал: мой отец никогда бы не отпустил меня. Он бы оставил меня при себе и гнобил до тех пор, пока я не превратился бы либо в ничтожество, либо в маньяка. — Я вспомнил строчки из его письма.

«…ты единственный, с кем я всегда мог быть откровенным…»

«…рядом с тобой я не боялся, что мне всадят нож в спину…»

«…ты был моим единственным союзником…»

— Для него я был копией, которую всегда нужно держать при себе. Подушка безопасности. Наверное, в этом заключалась его любовь. Только когда он умер, я почувствовал себя свободным. Я столько раз планировал варианты его убийства… Когда ты ушел, он взбесился. У меня тогда была переломана куча костей.

— Н-но…

Я видел, что Маттиас не понимает.

— Он знал, что я хочу тебя поддержать. Как-то понял. Наверное, увидел. А я знал, что так легко, как ты, не отделаюсь. В тот вечер, когда ты покинул клан, он избил меня до комы. До сих пор помню, как он наклонился ко мне и прошептал: «Даже не думай, что с бежишь вместе с ним. Мой наследник всегда будет при мне. Даже если придется запереть тебя в подземелье.» — Я сунул руки в карманы, лишь бы скрыть то, как они дрожат. — А ты ведь знаешь, как сильно я ненавидел те подземелья.

Не знаю, что заставило меня признаться. Наверное, слепая вера в то, что это поможет изменить жизнь. Потому что жить, как прежде, я больше не хотел. И причиной этому опять была Марина. Она сказала, что нужно разговаривать. Что нужно объяснять друг другу. Черт, мы ведь действительно не умеем читать мысли.

— Так что, все эти годы, я тоже тебя ненавидел. За то что ты смог сбежать, а я — нет. И за то, что из-за тебя я всегда осознавал свою слабость.

Маттиас отвернулся и уставился в потолок. Начал расхаживать туда-сюда, источая запах злости, почти ярости.

Когда он посмотрел на меня, на его лице явственно читалось непонимание:

— Я никогда не думал…

Я кивнул:

— Все давно прошло. Идем, у нас мало времени.

Я начал этот разговор для того, чтобы попросить его об одолжении, но теперь язык не поворачивался сказать то, что было нужно. Да и как? «Позаботься о Марине и нашем ребенке, если меня убьют?» Но я не мог допустить своей смерти. По эгоистичной причине.

Даже смешно стало. Я должен был выжить любой ценой, что бы меня там ни ждало, не потому, что кроме меня никто не сможет защитить мою женщину и нашего ребенка. А потому… потому что был конченным эгоистом, и хотел прожить вместе с ними жизнь. Хотел иметь свое собственное счастье, в котором меня будут любить. Да, я был эгоистом до мозга костей. Но я не хотел умирать. Я хотел жить. Хотел узнать, каково это: просыпаться каждое утро с Мариной. Помогать делать уроки сыну и дочке. Играть вместе с ними. Выбирать с Мариной им подарки. Устраивать дни рождения только в кругу семьи. Семья… Вот, чего я хотел. Обладать этим.