— Я должен… догнать его…

Она кивает и улыбается мне дрожащими опухшими губами.

Не могу больше на нее смотреть. На ее боль.

Мне хватает пары секунд, чтобы перерезать когтями стяжки на ее окровавленных запястьях и лодыжках. Она сначала бросается ко мне, пытается обнять затекшими руками, но потом толкает.

А мне больно даже от этого. От ее отказа. Но она пахнет так сладко. Так чисто.

— Иди… Ты должен его остановить…

В ее бирюзовых глаза решительность, и я послушно отступаю.

Бегу вниз и без труда нахожу запах того, с кого все это началось. Он даже пытается в меня стрелять. Тварь. Его запах знаком. Отец Лили. Ей не следует знать, кто он.

Не хочу убивать его так же просто, как и остальных. Он угрожает, но ссытся от страха, размахивает бесполезным пистолетом.

Нет, ему нужна долгая мучительная смерть. Ее ожидание. Пытки. Как делали мои предки.

Но между мной и им вдруг появляется девушка со снимка. С округлым животом и пятнами крови на рубашке. Я понимаю, что и я, и мразь, похитившая Марину, видим ее.

Она смотрит прямо на меня. И эта тварь, воспользовавшись моментом, пытается уйти.

— Не убивай его. Отдай мне. Он обещал мне вечность вместе. Бесконечные века вдвоем при жизни и после смерти. Приведи его наверх. К своей невесте.

Я успел узнать, какими жестокими могут быть призраки. Особенно те, которые желают мести.

Киваю безымянной девушке, и она тут же исчезает.

Я догоняю его уже на улице. Он пытается кричать, но я просто разрезаю когтями его губы, и он только мычит от боли.

Сопротивляется, сучит ногами, пока за волосы тащу его обратно.

Марина ждет меня. Ее рвет. Сидя на полу, она обнимает свой живот и раскачивается вперед-назад.

Я швыряю мразь в угол и бросаюсь к ней. Моя родная, милая, сладкая. Самый дорогой и близкий человек. Каким дураком я был, когда не хотел встречать ее.

— Со мной все хорошо… — По ее щекам текут слезы. — Они заставили меня выпить то зелье… Приворот… Я не хотела, чтобы оно было во мне… Рядом с ребенком…

Она сама вызвала рвоту. Я обнимаю ее так крепко, что самому становится больно. Кажется, плачу, но уже наплевать.

С трудом хриплю:

— Мы найдем противоядие… Оно есть…

Марина тихо шепчет мне в грудь, и от ее теплого дыхания и нежного голоса, во мне все наконец становится на свои места.

— Не нужно… Призраки сказали, на меня это не действует. Поэтому я смогла снять с тебя и остальных проклятие. Видишь, какая я сильная? Как ты…

Боже… Я ее чуть не потерял.

— Ты сильнее. — Утыкаюсь носом в ее макушку и вдыхаю самый сладкий и прекрасный запах. Карамели. — Ты намного сильнее.

Всегда была сильнее и мудрее. Только я, дурак, не замечал.

Нас вдруг окутывает холод, в котором можно выжить, лишь прижимаясь друг к другу.

Снова призрак той девушки. Мать Лили. Она смотрит на нас с Мариной печальными глазами.

— Спасибо.

Отворачивается и делает шаг к тому, из-за кого когда-то умерла.

— Теперь мы будем вместе навсегда… Как ты и обещал…

От ледяного холода, волосы встают дыбом, и я крепче прижимаю Марину к себе.

Призрак ведьмы просачивается в тело главы, и того начинает корчить, выворачивая руки и ноги. Крича разодранными губами, он ползет к саркофагу, на котором лежала Марина. Сопротивляется, но не может контролировать себя. Сам отодвигает крышку и забирается внутрь, что-то бессвязно мыча. Я задвигаю крышку, чтобы лишить его всякой возможности выбраться наружу, и несколько секунд до нас доносятся истошные вопли. Даже камень не может сдержать этот звук. Гроб трясется.

А мне даже не хочется знать, что происходит внутри. Надеюсь, его смерть достаточно жестокая.

Когда все затихает, я поднимаю Марину на руки. Потом пришлю кого-нибудь. Пусть проверят, что ублюдок точно сдох.

Сейчас нужно забрать Марину. Унести ее отсюда.

— Ты ранен… — Она обнимает меня за шею и гладит волосы. Такая хрупкая и маленькая, беззащитная. Но выстояла одна. Против всех.

— Ты тоже. — Я целую ее в лоб, не находя сил прекратить прикасаться к нежной коже.

— У меня почти нет ран. И они не такие, как у тебя.

Ну вот, она уже спорит. Устало, медленно, но спорит. Я выношу ее на улицу. Ночь пахнет осенью и горечью. И сладкой карамелью.

Я улыбаюсь и снова ее целую.

— А мои все зажили. Благодаря тебе.

— Заживет, если поцеловать каждую ранку. — Марина трется щекой о мое плечо. — Я поцелую все-все твои раны… Как ты нашел меня?

Мне становится жарко от ее обещания. И легко. Наконец-то ощущение, за которым я безуспешно охотился столько лет. Ощущение счастья.

— По маячку в часах.

Она удивленно рассматривает переливающийся циферблат.

— Ты заставил Бориса следить за мной?!

Я улыбаюсь удивлению в ее голосе. Возмущению. И капельке радости.

— Я попросил его подарить их тебе. Боялся, что от меня ты их не примешь.

Марина хрипло смеется, и я тону в этом нежном любимом звуке.

— Какой же ты продуманный… — Неожиданно ее смех обрывается, и голос звучит серьезно: — Что случилось в ратуше? Я так за тебя переживала… Боялась, что та сумасшедшая тебя убьет.

— Я расскажу тебе. Завтра. Или послезавтра. На сегодня уже хватит. — На дороге показываются машины. Кажется, клан все-таки вспомнил о нас. — Кстати, с тем мальчиком все нормально. Он предупредил меня, чтобы я хорошо с тобой обращался.

Марина подняла ко мне лицо и нежно улыбнулась:

— И ты послушаешься его?

Смотрел бы на ее улыбку вечно. Вот такую: ласковую и бесконечно притягательную.

— Придется. Пацан пригрозил, что будет контролировать меня. И намекнул, что хорошо бы забрать его к нам — чтобы было легче следить за мной.

Марина улыбнулась еще шире, и я понял, что опять чувствую на щеках влагу.

Она нежно стерла с моей щеки слезу.

— Я люблю тебя, Дагмар.

Адский бесконечный день вдруг стал самым счастливым в моей жизни.

КОНЕЦ