необязательно. Зачем гребни, ленты, глиняные кувшины, острые ножи, если мир вот-вот переменится? Все будет другим, хоть и неизвестно, каким именно. Вот что они обсуждают.

А в телегах полно женщин и детей. К повозкам привязаны колыбельки, которые во время привалов вешают под деревом и облегченно кладут туда младенцев – руки уже отказываются их держать. Дети постарше, босые, замурзанные, одуревшие от жары, дремлют на материнских юбках, на сенниках, обшитых грязной холстиной.

В некоторых деревнях на обочину выходят другие евреи и плюют этим под ноги, а дети всяких кровей – польские, русинские и еврейские – кричат им вслед:

– Тюрбанники! Тюрбанники! Троица! Троица!

По вечерам они даже не просят пустить их на ночлег, а ложатся на берегу, на опушке, у нагретой за день стены. Женщины развешивают колыбели, пеленки, разжигают костер, а мужчины отправляются в деревню за какой-нибудь едой, собирая по дороге падалицу, яблоки и сливы, набухшие от солнца и своей необузданной сладкой плотью привлекающие ос и слепней.

Ента видит, как над ними распахивается небо, их сон на диво легок. И все праздничное, будто особенное, субботнее, вымытое и выглаженное. Как будто теперь нужно идти прямо вперед и ступать осторожно. Может, тот, кто смотрит на них, наконец пробудится от тысячелетнего оцепенения? И под Божьим взором все становится странным и значительным. Например, дети находят металлический крестик, настолько плотно прилепившийся к дереву, что не вытащишь – он врос в кору. Тучи приобретают необычные формы – возможно, каких-то библейских животных, может, тех львов, которых никто никогда не видел, даже неизвестно, как они выглядели. Или появляется облако, похожее на рыбу, проглотившую Иону, и теперь плывет за горизонт. А в маленьком облачке по соседству кто-то даже разглядел фигурку самого Ионы, уже выплюнутого, корявую, точно огрызок. Иногда их сопровождает небесный Ноев ковчег. Огромный, он скользит по небосводу, и в нем хлопочет сам Ной, выкармливая своих зверей в течение ста пятидесяти дней. А на крыше – смотрите, смотрите, кто это? Незваный гость, великан Удж, который, когда разразился потоп, уцепился за ковчег в последний момент.

Они говорят: мы не умрем. Крещение спасет нас от смерти. Но как это случится? Будем ли мы стареть? Остановимся ли на каком-то возрасте и станем жить в нем вечно? Говорят, всем будет тридцать лет. Старики радуются, молодежь ужасается. А это, говорят, самый лучший возраст, когда гармонично и равномерно соединяются здоровье, мудрость и опыт. И как это – не умирать? Иметь массу времени на все, скопить много денег, построить дом, увидеть то и это, ведь невозможно провести вечность на одном месте.

До сих пор все было искажено, мир состоял сплошь из недостатков: этого нет, того нет. А почему так? Разве не может быть всего в изобилии – и тепла, и пищи, и крыш над головой, и красоты? Кому бы это помешало? Почему этот мир так создан? Нет ничего постоянного под солнцем, все проходит, и не успеваешь ничего разглядеть. Но почему так, разве нельзя дать человеку больше времени, позволить побольше поразмышлять обо всем?

Но только став достойными этого – быть созданными заново, мы получим от Благого Истинного Бога новую душу – полную, цельную. Человек будет так же вечен, как Бог.

Майорковичи

Это Срол Майоркович и его жена Бейла. Бейла сидит в повозке с младшей дочерью, Симой, на коленях. Дремлет, голова то и дело падает на грудь. Она, видимо, больна. На худых щеках расцветает румянец, женщина кашляет. Поседевшие пряди выбиваются из-под старой, застиранной льняной косынки. Старшие девочки вместе с отцом следуют за повозкой. Элии семь лет, она такая же худая и миниатюрная, как мать. Темные волосы, заплетенные в косички, перевязаны лоскутком, тряпочкой, ноги босые. Рядом идет Фрейна, тринадцатилетняя, высокая, она вырастет красивой женщиной. У нее светлые кудрявые волосы и черные глаза, за руку она держит сестру Масю, на год младше, которая хромает на одну ногу – такой родилась, бедро кривое. Может, потому и не выросла. Мася смуглая, словно покрытая сажей, прокоптившаяся в дыму их бедной хижины в Буске; девочка редко выходит из дома, стесняется своего увечья. Но, как говорят люди, она самая умная из всех дочерей Майорковича. Не хочет спать в одной постели с сестрами и каждый вечер расстилает себе убогое ложе на полу – матрасик, набитый сеном. Накрывается одеялом, сотканным отцом в лучшие времена из каких-то остатков.

Срол ведет одиннадцатилетнюю Мириам, свою любимицу, болтушку. Рот у нее не закрывается, но она говорит умные вещи. Отец искренне сожалеет, что Мириам не родилась мальчиком – наверняка стала бы раввином.

За ними идет старшая, Эстер, уже взявшая на себя обязанности матери, – небольшая, костлявая, с милым личиком ласки, упрямая. Она была обручена с мальчиком из Езежан, и отец успел заплатить будущему жениху приданое – скопленные огромным трудом деньги. Но четыре года назад мальчик умер от сыпного тифа, а его отец деньги не вернул. Срол с ним судится. Он беспокоится за Эстер: кто ее теперь возьмет, без денег, в этой нищете? Чудо, если дочерей удастся выдать замуж. Сролу сорок два, но он уже похож на старика: загорелое морщинистое лицо, темные, провалившиеся глаза, в которых появилась какая-то тень, грязная, спутанная борода. Похоже, иудейский Бог взъелся на него, иначе почему посылает ему только дочерей? За какие прегрешения у Срола одни девочки? Он должен искупить какой-то давний грех предков? Срол убежден, что они думают все время не о том Боге. Что есть другой, подлинный, лучший, а не этот – управляющий и арендатор. Тому, настоящему, можно молиться через Барухию, посредством песен или доверия к Якову.

Они были в Иванье с апреля. Если бы не добрые иваньевские жители – наверное, умерли бы с голоду. Иванье спасло им жизнь и здоровье, Бейла чувствует себя лучше и меньше кашляет. Срол верит, что после крещения они станут жить так же хорошо, как христиане. Получат кусок земли, Бейла будет выращивать в огороде овощи, а он, Срол, – ткать килимы, у него неплохо выходит. В старости, когда они выдадут девочек замуж, те возьмут их к себе. Такие у него мечты.

Нахман и его платье добрых дел

Пока Нахман выступает в соборе, его молоденькая жена Вайгеле рожает в Иванье дочь. Ребенок крупный и здоровый, и Нахман вздыхает с облегчением. У него уже есть сын от первого брака, Арон, он живет в Буске с Лией. Лия больше не выходила