Ее рука сползла ниже: легонько прошлась по шее, коснулась подушечками пальцев ключицы, аккуратно взялась за воротник рубашки…

– Ты милый, но слишком напряженный. Будто ты в любой момент готов броситься в бой.

– Наверное, ты права.

– Бывает и так.

Ее слова звучали так близко и так тесно переплетались с ароматом духов и женского тела, с игривым и трудно уловимым движением детально прокрашенных ресниц и заинтересованных в чувственности губ. И дыхание… Оно тоже существовало очень близко и напоминало то ли об арбузах, то ли о тыкве…

«Странная ассоциация», – заметил Алексей.

Но играл он в совсем другую игру…

Одна пуговица, вторая, третья…

Алексей хотел было воспротивиться. Ему хотелось восстать против женщины, пытающейся научить его чему-то новому. Но пуговицы продолжали вылетать из петель.

«Четыре, пять…», – скороговорка исчисления звенела в голове тягучим набатом.

И острое желание сорвать с себя женские руки становилось все более невыносимым на каждой следующей цифре.

«Я хочу разорвать эту суку на куски!»

Но руки двигалась то вверх, то вниз.

«Тварь!!!»

Мысли метались из стороны в сторону.

«Святая!»

И вот девушка закончила с пуговицами. Но ее старания на этом не закончились. Катя пошла дальше. И тогда мечта о ее долгой и мучительной смерти неожиданно стала для Алексея самым сокровенным и самым желанным сюжетом. Но голос в голове сказал:

«Ты разрешил ей это сделать. Так в чем проблема?»

Голос остановил его злобу и утоптал поглубже жажду крови.

«Нет никаких проблем».

Алексей стоял и смотрел поверх красивых ресниц. Алексей старался выглядеть смирным. Он будто пытался раствориться в месте, где был душ, где был красноватый свет и парилка, и массажное место.

В один момент его глаза наткнулись на большой флакон с массажным маслом. На нем была какая-то этикетка.

«Листочки или цветочки? Ты хочешь отвлечься от главного! Ты хочешь отвлечься от живого человека, который думает и чувствует. Он стоит перед тобой. Смотри же на него! Будь с ним!»

Каким-то невероятным чудом в голове у журналиста появился новый хозяин. Но даже его крики не смогли изменить положение вещей.

– Я тот, кто я есть, – вырвалось из Алексея.

– Отлично.

Женщина не собиралась спорить. Она уже давно отодвинула отворот рубашки. Ладонь блуждала по груди, игралась с сосками, спускалась на живот…

Алексей пытался заставить себя одеревенеть. Его идея «фикс» хотела продолжать доминировать.

«Сосредоточься на мелких деталях», – эта его безумная самозащита требовала своё.

И серый расплывчатый взгляд искал лампочки, дающие красноватый цвет. Ещё он искал тайные знаки в щелях между кафельной плиткой и нечто другое, даже несуществующее…

«Они спасут! Они помогут!»

Но как ни старался Алексей, молодая красотка все равно была реальнее всего прочего. Она касалась, она дышала, она шептала…

– Будь собой…

«Но что это значит!?» – дикий звериный вой сотрясал череп Алексея.

– Что это значит?..

Девушка была безразлична к тем обессиленным стонам, что стекали с пересохших губ мужчины. Она не могла от них испугаться. Она не могла им порадоваться. Такие понятия не принадлежали ее миру.

«Я человек и он тоже человек», – утверждала она.

– Я рядом.

«Так просто и так сложно?»

– Ты рядом…

В ещё одном порыве отчаяния журналист стал смотреть на плинтус… или это был совсем не плинтус. Он был похож на тот элемент декора, что фиксировался у пересечения пола и стен, а этот был почти такой же, но по границам потолка…

И красный свет…

И ярость от ощущения прикосновений…

– Дыши, дыши…

«Она знает о моих чувствах?»

Алексей удивился. Он очень удивился.

«Как кто-то может знать о моих чувствах?» – журналист задумался.

Только вот времени думать и гадать не было. Ведь обстоятельства были такими, что происходящее с ним не имело пауз и передышек.

Одно перетекало во второе и тут же появлялось третье. Так что едва внезапное удивление нахмурило брови журналиста, женское творчество уже сделало очередной виток экспрессии.

– Давай-ка…

Катины руки схватили рубашку Алексея в области плеч, немного подтянули вверх, а потом стащили вниз по лопаткам. Особого труда здесь не понадобилось. Девушка было лишь немного ниже мужчины. А ещё стоит упомянуть, что анатомически она являлась идеальным партнером для Алексея.

– Теперь манжеты…

С рубашками всегда сложно!

– Опа…

Так журналист остался без рубашки. Его голый торс и проступающие мышцы брюшного пресса теперь можно было рассмотреть в деталях и без преград. Однако девушка смотрела не на тело. Она смотрела в глаза.

– Уже не понадобится, – заключение прозвучало как приговор.

Не уводя взгляда в сторону, Катя скомкала снятую с мужчины рубашку и кинула наугад. Далее ее руки не бездельничали. Было короткое движение указательным пальцем по обнаженной грудине нового знакомого. И вот прозвучали слова:

– Продолжение следует.

А выражение ее лица провоцировало. Милый носик, блестящие глазки, сочные губки, щёчки, которые хочется откусить…

«Плоть всегда берет своё!» – это был лозунг желания мужчины.

Алексей долго стоял. Он долго терпел прикосновения наглой женщины.

«А долго ли?» – задней мыслью журналист попытался оценить утраченное время, – «Минут пять. Может чуть больше».

Но для него это было как вечность.

– Хватит. Достаточно. Я хочу.

Казалось бы, мужчина произнёс не связанные между собой слова. Но лозунги, а также боевой клич именно так и выглядят.

– И что? – спросила Катя.

Она снова не испугалась. Скорее в ней прибавилось игривости и озорства. И это естественно только больше спровоцировало Алексея.

– Сука! – прошипел он.

В один кулак он схватил женское запястье, в другой – тонкую женскую шею.

– Сука…

Это было ещё раз, для непонятливых…

Чувства, адреналин, гормоны – все кипело в журналисте. И в страстном порыве, которым была попытка очистить себя от отравляющей похоти, он попытался развернуть женскую фигуру и наклонить вперёд. В его фантазирующей голове это событие уже свершилось понятным способом. Но не в жизни. В реальном мире мышцы женского тело напряглись и уперлись упрямей барана.