Видеонаблюдение было установлено везде, за исключением ванных комнат. На протяжении двух дней я неотрывно наблюдал за ничего не подозревающими членами своей семьи, но ничего подозрительного так и не увидел. Вернувшиеся из поездки Марк с Августой были сосредоточены на детях, мать была увлечена просмотром сериала и пустой болтовнёй по телефону, повар готовил, горничная вытирала пыль, Ричард вовсе не поднимался на верхние этажи, так как не был необходим моей матери, прочно прилипшей к поглощению массовой информации и сплетен, и только отец меня не порадовал. Он и вправду завёл интрижку с Мадлен. Пока его жена была занята просмотром второсортных сериалов на первом этаже, его дочь играла в детской комнате с его внуками, а я якобы с головой ушёл в работу в своём кабинете, он бóльшую часть свободного времени читал книги вместе с Мадлен и многозначительно держал её за руку. После того, как я увидел их целомудренный поцелуй, мне пришлось закрыть глаза и помассировать веки. Я, конечно, знал, что моя мать не подарок, но отец всё ещё состоял с ней в официальном браке. Если у него всё так плохо с матерью и он так сильно увлечён Мадлен, почему бы ему для начала не развестись, и только после заводить отношения с другой женщиной? Однажды я услышал, как мать сказала ему странные в своей злобе слова о том, что он больше и пальцем к ней не притронется, а если он хочет оспорить этот факт, пусть для начала догонит её на своей коляске… Сначала мне показались странными столь бессердечные слова, но после я вдруг вспомнил, как однажды в детстве увидел отца затягивающим мать против её воли в их спальню. Был ли их брак счастливым? Возможно, но только если до момента моего рождения. Однако тогда почему они всё ещё были вместе и по какой глупой случайности вообще сошлись? Неужели они оба просто банальные мазахисты и ничего, кроме жажды личностных страданий, за их браком больше не стоит?

Помимо лицезрения отца с любовницей я ничего подозрительного так и не увидел. Возможно, мне стоило установить видеонаблюдение и на улице, так как все члены семьи, за исключением отца с Мадлен, в течение дня неоднократно покидали пределы дома, иногда делая это в компании друг друга: Августа с детьми, повар с горничной, мать с Ричардом. Я обратил внимание на то, что именно мать с Ричардом несколько раз покидали дом одновременно, при этом пользуясь разными выходами.

В итоге, всецело посвятив себя шпионажу за собственной семьёй и проведя в своём кабинете безвылазно целых трое суток, я запоздало узнал о громких новостях из города, принесённых мне утром пятого числа Августой: три дня назад кто-то пристрелил на ночной пляжной парковке учительницу, работающую в школе имени Годдарда. Зайдя ко мне в кабинет, Августа сокрушалась на тему того, что в этой школе учится сын нашего дизайнера Терезы Холт… От услышанного меня мгновенно перекосило, и Августа это заметила, но мне было уже поздно скрывать свои эмоции.

Уже спустя час я, как и большинство неравнодушных горожан, присутствовал на церемонии погребения Ванды Фокскасл, зная, что Тереза, как родитель ребёнка, учащегося в школе, в которой преподавала погибшая, тоже должна будет присутствовать. Я хотел понаблюдать за ней издалека, так как решил не выходить с ней на связь до тех пор, пока хотя бы не попытаюсь взять с поличным предателя внутри своей семьи. Я принял такое решение потому что истерика, случившаяся с Тессой после окончания вечеринки в честь дня рождения нашего сына, меня всерьёз напугала. Я не хотел делать ей больно и боялся её спугнуть, ведь она, единолично став ответственной за нашего сына, могла стать крайне уязвимой… Мне необходимо было уберечь её от всего, что только возможно представить. Может быть, из-за беспокойных картин, создающихся моим подсознанием, я в итоге и позволил себе не сдержаться, и попытался поговорить с ней сразу после завершения церемонии. Тереза запомнилась мне сильной девушкой, но мои надежды на то, что её материнство всё-таки не сделало её слабее, в тот момент себя не оправдали. Стоило мне только подойти к ней и сказать, что рано или поздно нам необходимо будет всё обсудить, как она, испуганно отстранившись от меня, приказала мне больше никогда не касаться её. Её уверенный в своём испуге тон ожог моё нутро, как могло бы ожечь открытое пламя мою кожу, отчего я, не осознавая того, отстранил от неё свою руку. Она не винила меня – она боялась меня. Как будто я источал опасность. Но я знал наверняка, что никогда бы, ни при каких условиях не причинил бы ей вреда. Откуда тогда у неё такая маниакальная боязнь меня? Хочет оставить нашего сына только себе? Однако Тереза не единоличница и у неё наверняка хорошая память, а значит она точно помнит, что этого ребёнка мы зачали в любви. Тогда почему ей не хотеть видеть меня рядом с ним и рядом с ней? Потому что я источаю опасность, которой нет или… Или её источает кто-то настолько близкий ко мне, что её зловонием пропитался и я, отчего Тереза и отталкивается от меня руками и ногами. У неё слишком хорошее обоняние, чтобы терпеть эту вонь… Я сам почувствовал возле себя этот запах, стоило только увидеть Терезу в первый раз после стольких лет разлуки. Не понимаю, как я прежде не чувствовал этой вони, разлившейся вокруг меня, словно едкие духи в когда-то чистом воздухе. Может быть, дело в том, что я не знал себя без этого запаха? Может быть, этот запах был ещё до того, как начал быть я?..

Следующие три дня наблюдений за своими домочадцами не принесли мне никакого результата. Зато вечером восьмого октября я, пусть и случайно, но резко продвинулся вперёд. Не желая впадать в скуку из-за своего непробиваемого терпения, я заглянул в бар, спрятанный в книжном шкафу, находящемся позади моего рабочего стола, и вдруг помимо выпивки обнаружил механизм скрытой прослушки. До сих пор я думал, что слежу за своим неуловимым противником, а на самом деле неуловимый противник был неуловим потому, что всё это время он следил за мной. Правда, это была всего лишь прослушка, не видеокамера, но кто сказал, что меня самого не могли окружать скрытые камеры видеонаблюдения? Выдернув механизм прослушки с корнем, я мгновенно бросился к экрану ноутбука, чтобы выявить, кто именно отреагирует на моё обнаружение используемого против меня оружия, но все остались невозмутимы: отец с Мадлен обсуждали “Гроздья гнева” Джона Стейнбека, мать пялилась в телевизор, прислуга болтала о своём на подвальном этаже. Тем вечером мой оппонент себя так и не выдал, но я уже знал, кто это… Умный, хладнокровный, самоуверенный, способный продумывать свои действия на несколько шагов вперёд. Моя мать.

Во время ужина восьмого числа, непринуждённо, чтобы не вызвать подозрений, предупредив всех своих домашних о том, что завтра с семи утра до полудня я планирую находиться в офисе, что означает, что во время завтрака меня не будет, но к обеду меня можно ожидать, я пытался не слишком сильно сверлить взглядом именно мать, в тот момент находящуюся у меня под самым сильным подозрением. Она же весь вечер улыбалась мне, и я, видя её искреннюю улыбку, вновь начал сомневаться… Она моя мать. Я знал её ещё до того, как появился на этот свет, был с ней одним целым, формировался внутри её утробы… Моя мама никогда бы не причинила мне подобной боли. Моя мама любила меня. А я любил её. Так что же это тогда такое?.. Это не мама. Не она. Я что-то путаю, потому что смотрю на что-то впритык. Виновата не моя мать – виноват кто-то другой или нечто другое. И завтра я выясню, кто или что является моим противником, виновником самой большой ошибки в моей жизни: потери мной Терезы.