– И кто я, спрашивается?

Кирин закатил глаза и потянулся, чтобы поправить позолоченную, украшенную самоцветами кожаную маску на лице брата.

– Солнце. Видишь? Ты одна половина герба де Монов, а я вторая – ястреб. – На этот раз уже Кирин нахмурился, глядя в зеркало. – Скажи честно: я похож на курицу?

– О, вовсе нет! – ответил Гален и положил руку на плечо Кирина, разглядывая отражения их обоих. Он сохранял невозмутимое выражение лица, сколько мог, а затем пробормотал: – Куд-куда!

Кирин попытался пихнуть его локтем, но тем самым лишь подчеркнул тот факт, что на его рукавах нашиты перья. Гален со смехом уклонился от удара.

– Ну ладно, может, немного похож. – Гален взял маску и бросил ее брату. – К счастью, нас никто не узнает.

– Вы готовы? – спросил Дарзин, входя в комнату. Он облачился в темный зелено-черный костюм, дикий, безумный и жуткий. На голове у него был шлем, увенчанный оленьими рогами[130].

Дарзин оглядел сыновей с ног до головы и щелкнул пальцами.

– Пошли. Мы войдем вместе. Вы будете приветствовать гостей, а когда все усядутся, делайте, что хотите.

Юноши кивнули: они понимали, что возражать нельзя. Посмотрев на проходящего мимо него Кирина, Дарзин покачал головой.

– Напомни мне, что портного нужно выпороть, – буркнул он. – Ты похож на курицу.

* * *

Каждый из королевских домов устраивал прием на Новый год, и поскольку домов было двенадцать, а главных ночей – только шесть (никто не смел приглашать гостей в День смерти, а День звезд был отведен для императорского бала), то даты разыгрывались по жребию. Проигравшим доставалось дневное время, и у них собиралось меньше гостей, поскольку большинство гуляк отсыпались после ночных похождений. Каждый дом хотел получить либо время в начале празднеств, чтобы задать тон, на который равнялись бы все остальные дома, либо в конце. Тогда они могли бы произвести наилучшее впечатление, чтобы празднующие, чьи мозги стали податливыми от многочисленных возлияний, вспомнили именно последний прием на выборах Голосов Совета.

Дому де Мон досталась предпоследняя ночь, и он устроил бал-маскарад. Терин приказал очистить весь Третий двор и повесить вдоль дорожек синие магические огни. Аккуратно подстриженные лужайки стали похожи на оживленные ульи. Рабочие потратили несколько недель, высаживая растения, привезенные из самих джунглей Манола; нанятые по этому случаю садовники вырастили их до невероятных размеров и придали им фантастические формы и окраску, которых не встретишь в природе. Среди них летали райские птицы с невероятными плюмажами. Аромат голубых орхидей смешивался с запахами экзотических крепких напитков и пряных вин. По натянутым канатам ходили акробаты, выполнявшие сложные трюки.

Приветствовать гостей, выстроившихся в очередь, было смертельно скучно, и Кирин изо всех сил боролся со сном. Ему пришлось много раз пожимать руки и кланяться.

А затем он увидел девушку.

Его сердце едва не остановилось. Еще немного, и он задохнулся бы от чувства, которое едва ли мог назвать. На ней было платье из красных металлических чешуек, выложенных слоями так, чтобы напоминать шкуру дракона. Шлейф платья тянулся по земле, а в обе стороны от девушки вытянулись изящные металлические крылья, словно у летучей мыши. Ее волосы были черными, но на них нанесли какую-то краску, которая придавала им алый блеск. А ее глаза под полумаской в виде морды дракона были красные.

– Кто ты? – слова слетели с его губ, словно сами по себе.

Девушка хихикнула и отвернулась.

– Глупыш! Нельзя задавать такие вопросы… это же маскарад.

Кирин сразу понял, что ошибся: волосы закрывали голову девушки полностью, а не образовывали одну полосу, идущую от лба к затылку. Ее кожа была слишком бледной, а глаза – однотонными, и в них не сверкали желтые, оранжевые и красные язычки ревущего пламени.

И все же то, что он мог разглядеть, было чудесно – от пухлых губ до пышного бюста, затянутого в узкий райсиги. Кирин наклонился к ней и прошептал:

– Зачем нужен маскарад, если на нем нельзя узнать пару секретов?

Кто-то откашлялся, и Кирин сообразил, что задерживает очередь.

– Шелоран, – шепнул ему Гален. – На прошлый маскарад она надела то же самое платье.

– Что?

– Шелоран де Тал, – сказал Гален. – Вот кто она. Младшая дочь Верховного лорда де Тала.

Кирин улыбнулся.

– А… Буду знать.

Над ними нависла тень. Кирин поднял взгляд и увидел Терина де Мона, одетого в кожаный костюм, сшитый и покрашенный так, что он походил на металлический доспех. Сейчас Терин был похож на рыцаря или военачальника, и на груди у него красовались круг и дракон – герб императора.

– Иди за мной, – приказал Верховный лорд. – Тебе пора выступать.

Внутри у Кирина все сжалось. Он точно не знал, помнит ли об этом Терин и захочет ли он, чтобы Кирин играл.

– Удачи! – сказал ему Гален.

Он мог лишь кивнуть брату. Терин взял его за руку и пошел к сцене. Его арфа Валатэя стояла на ней рядом с маленьким табуретом. Пока Терин вел Кирина, словно преступника на эшафот, тот увидел в толпе много очень важных и знатных людей, в том числе главнокомандующего и Керована – Голоса Совета, который был судьей на поединке между Турвишаром и Джаритом. Госпожа Мия наблюдала за происходящим из-под кроны дерева, ветви которого садовники переплели с цветущими лозами так, чтобы получилась скамейка.

В общем, на Кирина смотрели все.

Когда музыканты из гильдии Гуляк объявили о выступлении особого гостя, Кирин вышел на сцену. Он сказал себе, что он все еще музыкант, что он по-прежнему с отцом и что это просто очередная работа, ничего больше.

Кирин поднес руки к струнам и задумался – застынет ли он от страха, упадет ли в обморок или, что еще хуже, просто сыграет плохо? Но нет, Валатэя не собиралась этого допустить. Он играл всем сердцем, и благодаря магии Гуляк музыка была слышна в каждом уголке Третьего двора. Доиграв песню до конца, Кирин заметил, что ему аплодируют даже Гуляки, хотя и неохотно, не желая признавать мастерство чужака. Кирин поручил слугам отнести Валатэю в его комнату и, не снимая маски, сошел со сцены и присоединился к толпе гостей.

Приличия были соблюдены, а честь дома де Джоракс и дома де Мон не пострадала, поскольку никто не опознал его в открытую. Конечно, все знали, кто он, но могли сделать вид, что это тайна. Возможно, позднее дом де Джоракс даже объявит о том, что он – один из его музыкантов в чужом обличье.

Терин развернулся и, не говоря ни слова, ушел, а Дарзин вообще не присутствовал на выступлении. Юноша понимал, что это не должно его удивлять, но он чувствовал себя так, будто кто-то завязал ему узел в животе и сдавил горло.