Мы не знали, что Гадрит и Дарзин запланировали или подготовили за четыре года, пока меня не было; нам было известно только то, что они по-прежнему меня разыскивают. Братство за последние годы отправило несколько агентов, а однажды и самого Тераэта, замаскированных так, чтобы соответствовать моему описанию, – проверить, следит ли кто-нибудь за мной.

И какой был ответ? Да, все эти годы кто-то оставался начеку. Если агентов Черного Братства не арестовывали по надуманным обвинениям Дозорные, то их выдавали шпионы в порту (скорее всего, люди Ночных Танцоров). Во всех случаях не проходило и часа, прежде чем появлялся сам Дарзин – проверить, не вернулся ли я в столицу. Поэтому сейчас я, как и все мы, возвращался в чужом обличье. У Тьенцо был еще более сильный мотив скрыть тот факт, что Равери де Лор, осужденная предательница и ведьма, вернулась в столицу, а Тераэт…

Ну…

Ванэ из Манола в принципе не стоит появляться в столице.

В море у меня было время подумать о своем положении, о том, что я оставляю позади, и о том, к чему я направляюсь. У меня было время подумать о своих родителях и о том, кто они. Благодаря сведениям, полученным от Дока/Териндела, роль Мии не вызывала сомнений, но мой отец… Кто он – мой отец? О, им мог быть только один человек. Не Дарзин, нет… Тот, кто настолько стыдится своих отношений с Мией, но настолько связан с ней, что приказал всем называть ее госпожой, словно она в самом деле его законная жена. Это объяснило бы и мое поразительное сходство с Педроном де Моном, который на самом деле не мой двоюродный дед и даже не мой прадед, а просто мой дед. Кирин, сын Терина, сына Педрона. Золотистые волосы исчезли в одном поколении и появились в следующем – и в этом им помогла мать, чистокровная ванэ. А голубые глаза были фамильной чертой с самого начала.

Как когда-то сказал сам Терин, в моем родстве с де Монами никто не сомневался.

Когда корабль вошел в бухту, которая вела к столице, у меня сдавило грудь. Сначала я не мог понять – почему, но потом понял, что это просто отложенная ностальгия. Пока меня не продали в рабство, я никогда не покидал столицу.

И теперь я с удивлением обнаружил, что соскучился по ней.

Я соскучился по ее белым спиралевидным башням, которые словно прибыли из сказки про богов-королей, по давке и по ослепительному сиянию реки Сенлей в полдень. Я соскучился по удушающему, убийственному жару, который излучали белые каменные улицы. Я соскучился по запаху свежевыпеченного хлеба и жареного мяса и по голосам бродячих торговцев, расхваливающих свой товар.

Я четыре года тосковал по дому и понял это лишь тогда, когда вернулся.

Каменный мол гавани образовывал полукруг, а волноломы торчали, словно когти алчного демона. Лето только началось, и до осенних муссонов, которые перекрывали путь в город по морю, оставалось еще несколько месяцев. В гавани кипела работа. Торговые корабли из Казивара везли в столицу зерно и вино, из Кирписа – стволы дубов и кедров. Маленькие суденышки из Хорвеша выгружали ковры, текстиль, травы и красители. Корабли из Жериаса и Долтара тоже везли грузы и увеличивали общий уровень шума. Я обнаружил, что мой взгляд притягивают пузатые невольничьи корабли, стоявшие с одного бока гавани, ожидая своей очереди, чтобы доставить свой жуткий живой груз. Вдруг я понял, что крепко стиснул корабельный поручень, и разжал пальцы.

За те годы, пока меня не было, охрана порта сильно изменилась. Знаменитые украшенные драконами Нефритовые ворота, чудо света, впервые на моей памяти были закрыты. Кто-то взял на себя труд построить большую деревянную караульную будку и сделать рядом с воротами маленькую дверь, которая сейчас являлась единственным входом из порта в город. На пристани было много Дозорных, и, что еще хуже, это, похоже, никого не удивляло. Большинство стражников занимались невольничьими кораблями и их грузом. Здесь царила удушающая, напряженная атмосфера, наполненная подозрениями и ненавистью.

– Когда все это началось? – спросил я у Норрано, капитана корабля, когда мы подходили к пристани.

Капитан Норрано пожал плечами.

– Несколько лет назад. Похитили какого-то принца, и с тех пор куурцы совсем не доверяют иностранцам. Они даже отменили древние законы об открытости города.

Я подавил нервный вздох.

Норрано усмехнулся.

– Через пару лет все успокоится, а пока что чужеземцев пускают только в Торговый квартал и прилегающие к нему части Нижнего Города.

– Ну разумеется, – согласился я. – Нельзя ведь не пускать их в Бархатный город!

– Конечно, – согласился капитан и потянул за сережку с алмазом, которую носил в ухе. – А теперь прости, но у меня куча работы. После выхода новых законов о торговле подкупать таможенников стало в два раза сложнее. – И он ушел, что-то бормоча себе под нос.

Я нашел Тераэта, когда моряки уже бросали канаты портовым рабочим, чтобы пришвартовать корабль. Теперь Тераэт был совсем не похож на ванэ из Манола. Свой обычный облик он заменил на внешность куурца – а точнее, жителя Хорвеша. Его рубашка, подпоясанная кушаком, и его сапоги выглядели настолько достоверно, что за время пути я неоднократно спрашивал себя, как на борт мог проникнуть Джарит Миллигрест.

Он смотрел на сверкающий силуэт города с плохо скрытой злобой.

– Почему ты так ненавидишь Куур? – За все годы, что я знал Тераэта, его ненависть к Кууру ничуть не ослабела. А вот Ола не держала зла на империю, а ведь она была здесь рабыней.

Тераэт фыркнул.

– Потому что я умею наблюдать. Спроси маракорцев, по душе ли им быть под властью Куура. Спроси йорцев. Спроси любого раба. Мертвец может выглядеть совершенно целым и здоровым, но ковырни его, и найдешь внутри лишь гниль и червей.

– Очаровательный образ… – Я покачал головой. – Но для тебя это что-то личное.

Он усмехнулся.

– Ну да, немного.

– Но даже ты должен признать, что у нас потрясающая канализация. – Я перегнулся через поручень. – Ты готов?

– Ни в малейшей степени, – бросила Тьенцо, проходя мимо.

Тьенцо решила одеться служанкой. С тех пор как она была еще Равери де Лор, ее внешность изменилась, и поэтому она не стала маскировать ее с помощью иллюзий, которые могли вызвать подозрение. На носу у нее сидели очки в проволочной оправе, а волосы она стянула в тугой узел на затылке. Тьенцо выглядела способной и эффективной и совсем не походила на горничную, которой аристократ поручил бы стелить постель. Посох она с собой не взяла, и на ней не было ни одного талисмана. Мы все сошлись на том, что аура Тьенцо не будет выдавать ее талант к магии.

– Все будет хорошо, – сказал я им, прежде всего, чтобы убедить в этом себя.

Я не был здесь четыре года.

За четыре года многое могло измениться.

Послышался звук трапа, который спускали на пристань. Затем раздались шаги. Мы обернулись. К нам подошел худощавый человек с лицом ханжи, похожий на чиновника. Его сопровождали имперские солдаты.