прямо к твоему почтенному кюре в пригороде Парижа. Мой чемодан всегда собран и готов сопроводить нас в поездке.

Деревушка Ваней раскинулась в низине между тремя холмами, которые обрамляли своей пышной зеленью ее старинную церковь в романском стиле. За церковной апсидой лежало красивое деревенское кладбище, огражденное справа забором большой фермы с монументальным домом, а слева – стеной дома священника.

Именно сюда, в трапезную этого дома, Бешу и привел Джима Барнетта, представив его хозяину – аббату Дессолю – как детектива, для которого нет ничего невозможного. Кюре, румяный, дородный человек средних лет, выглядел весьма презентабельно, однако сейчас его лицо – вероятно, обычно благодушное – выражало тоскливую растерянность, совершенно ему не свойственную. Барнетт отметил его пухлые руки с толстыми запястьями и внушительный живот, туго обтянутый убогой, вытертой до блеска сутаной.

– Господин кюре, – сказал сыщик, – мне еще ничего не известно о деле, которое вас так озаботило. Мой друг, инспектор Бешу, всего только и сказал, что имел случай когда-то познакомиться с вами. Не угодно ли вам для начала вкратце объяснить, что случилось, не вдаваясь пока в излишние подробности?

Похоже, аббат Дессоль давно уже приготовился к рассказу, ибо тотчас же, без колебаний, заговорил звучным басом, исходившим из его пухлой груди:

– Вам, верно, известно, господин Барнетт, что смиренные викарии этого прихода являются одновременно хранителями драгоценных реликвий, которые владельцы замка Ваней завещали нашей церкви в восемнадцатом веке. Это две золотые дарохранительницы, два распятия, канделябры… словом, там есть – боюсь даже сказать «было»! – девять драгоценных реликвий, которым приходили поклоняться люди со всей округи, за двадцать лье отсюда! Что же касается меня…

Аббат Дессоль вытер лоб, на котором выступила испарина, и продолжил:

– Итак, что касается меня, то должен признаться, что хранение этих сокровищ я всегда считал крайне рискованным и исполнял эту миссию как с великим тщанием, так и с великим страхом. Отсюда, из моего окна, вы можете видеть абсиды и ризницу с надежными стенами, где хранились эти святыни. В нее ведет одна-единственная крепкая дубовая дверь, а оттуда можно пройти на хоры. К этой двери есть один-единственный массивный ключ, и он находится у меня. И только у меня одного имеется ключ от сундука с этими сокровищами. Я лично сопровождаю посетителей в ризницу. А поскольку окно моей спальни располагается менее чем в пятнадцати метрах от зарешеченного слухового окошка в потолке, через которое идет свет, я втайне от всех протянул туда веревку с колокольчиком, который должен был меня разбудить при малейшей попытке проникновения в хранилище. Кроме того, я принял еще одну предосторожность: каждый вечер я забирал в свою комнату самую дорогую реликвию – дарохранительницу – ковчежец, украшенный драгоценными камнями. Так вот, этой ночью…

И аббат Дессоль еще раз утер платком взмокший лоб. Капли пота становились все крупнее и обильнее по мере повествования об этом трагическом событии. Затем он продолжил свой рассказ:

– Итак, прошлой ночью, около часа, меня подняло с постели не звяканье колокольчика, а какой-то стук. Я вскочил с постели, еще не вполне проснувшись, и ощупью, в потемках, начал шарить вокруг себя. И вдруг услышал, как что-то упало на пол. Первым делом я подумал о дарохранительнице – уж не ее ли похитили? И крикнул: «Кто здесь?»

Ответа не было, но мне почудилось, что кто-то стоит то ли передо мной, то ли рядом, сбоку; а еще я понял, что мое окно распахнуто, так как ощутил дуновение холодного воздуха. Я нашарил в темноте свой электрический фонарь, включил его, повел луч вокруг себя и на какой-то короткий миг увидел искаженное лицо между обвисшими полями серой шляпы и поднятым воротом коричневого пальто. В ощеренном рту этого субъекта я отчетливо разглядел с левой стороны два золотых зуба. Он резким ударом выбил у меня из руки фонарь… Я было кинулся на него, но он куда-то подевался, а я сделал полный оборот и налетел на мраморный камин, расположенный против окна. Когда мне удалось разыскать спички, я увидел, что комната пуста. К перилам балкона была приставлена лестница, которую злодей выкрал из моего сарая. И дарохранительницы на месте не было. Я торопливо оделся и побежал в ризницу. Увы, сокровище исчезло.

И аббат Дессоль в третий раз вытер лоб, с которого теперь струился обильный пот.

– Ну и конечно, оконная задвижка оказалась взломанной, – сказал Барнетт, – а ваша «сигнальная» веревка перерезана? Это доказывает, что грабеж был задуман человеком, отлично знавшим место преступления и ваши привычки. И вы, святой отец, конечно, бросились в погоню?

– Ох, я даже сделал глупость, закричав: «Держите вора!» – о чем теперь горько сожалею, так как мое начальство не любит скандалов и сурово осудит меня за то, что я поднял шум вокруг этого происшествия. К счастью, мои крики услышал только один сосед – барон де Гравьер, который вот уже двадцать лет владеет фермой, расположенной по другую сторону кладбища. Он посчитал, как и я, что сперва нужно попытаться самим разыскать украденные реликвии, а уж потом оповестить жандармерию и подать жалобу. А поскольку у него есть автомобиль, я попросил его найти в Париже инспектора Бешу.

– И я прибыл сюда, на место, в восемь утра! – самодовольно объявил Бешу. – А к одиннадцати часам все уже было в ажуре.

– Как?! Что ты такое говоришь? – воскликнул Барнетт. – Ты арестовал вора?

Бешу торжественно воздел палец к потолку:

– Он там, заперт на чердаке, под охраной барона де Гравьера.

– Черт возьми! Вот это высший класс! Давай-ка рассказывай, Бешу, только покороче, ладно?

– Ну, сущие пустяки, самая обычная процедура, – с напускной скромностью ответил инспектор, явно рассчитывая на комплименты, и по пунктам изложил свои соображения:

– Первое: многочисленные следы на мокрой земле, между церковью и домом кюре. Второе: изучение данных следов доказывает, что злоумышленник был один и что сперва он перенес куда-то похищенные драгоценные реликвии, а затем вернулся, чтобы пробраться в дом священника. Третье: после того как эта попытка провалилась, он забрал свою добычу и сбежал по большаку. Его следы затерялись в окрестностях гостиницы Ипполита.

– И ты, конечно, сразу же допросил хозяина…

– …который, – подхватил Бешу, – мне ответил: «Человек в серой шляпе и коричневом пальто, с двумя золотыми зубами? Ну как же, это господин Вермиссон, коммивояжер, торгующий всякой мелочовкой, – мы его прозвали Господин Четвертое Марта, поскольку он наведывается в наши места один раз в год, аккурат четвертого марта. Он приехал вчера в полдень, в своем кабриолете, поставил его в каретный сарай, пообедал да и пошел обходить своих клиентов.

– И