слова Эола казались чем-то неприемлемым, к тому же сама королева утверждала, что от судьбы никому не уйти, даже Мелькору, но против Вала никакое оружие не поможет, поэтому нет смысла снова браться за обоюдоострую сталь голыми руками, становясь тем самым ничем не лучше искажённых Мелькором эльдар, а сила любви эльфа и Майэ способна на гораздо большее, чем можно предполагать, однако король брата послушал и велел подданным выбрать самых сильных мужчин для охраны границ. Это стало неожиданностью — Элу Тингол не доверяет жене? Не верит в силу любви? В магию Творения Айнур? Дориатрим снова заволновались, однако королева Мелиан успокоила подданных привычными словами:

«Если в Королевстве-под-Завесой будет пограничная армия, значит, на то воля Рока».

Решение было принято и поддержано, и первый оружейник Дориата взялся за работу. Однако ковал он не только наконечники копий, клинки и доспехи. Среди изделий было много такого, чему Белег совершенно не мог придумать применение, а сам Эол хищно улыбался и молчал, а иногда с издёвкой предлагал узнать во всех подробностях, и подобный тон явно не подразумевал, что любопытный эльф добровольно согласится на подобное получение опыта.

Остановившись на лестнице, дориатский пограничник решил подождать тишины. Он всё ещё не хотел узнать, для чего брат короля куёт разные диковинки, поэтому собирался дать Эолу закончить то, чем тот сейчас занят.

Из-за двери застонали уже два женских голоса, Белег невольно улыбнулся. Скоро присоединится ещё один-два, потом настанет тишина, и можно будет заходить.

Взяв в руку обломок меча, воин тронул зазубренный край, и в этот момент дверь в кузницу с грохотом распахнулась. Белег дёрнулся, кровь обагрила сталь.

Эол бесшумно, словно сонное видение, возник из мрака прямо перед собратом. Он был очень похож на короля Тингола и столь же красив, но ожог на половину щеки и злое, вечно улыбающееся одними губами лицо сводили всю привлекательность на нет. Хотя… Чем-то ведь он нравился женщинам!

Серебристые волосы сияли во мраке подземелья и были единственным светлым пятном на фоне измазанного копотью лица, мускулистых рук и тёмного простого одеяния, обычно защищавшего от жара горна, но сейчас лишь накинутого на плечи, оставляя могучий торс открытым. На шее эльфа висела толстая цепь чернёного серебра, на левом запястье красовался искусной работы широкий браслет.

— Всё-таки решил поиграть со мной? — хищно улыбнулся Эол, разминая пальцы, и Белег напрягся. Увидев его реакцию, кузнец расхохотался. — Я пошутил, дурачок. Что тебя привело? Тыкалку поломал? Оставь здесь. Я потом залатаю.

— На лестнице?!

— А где ещё? Да ты не переживай, никому твой хлам не нужен.

Сказав это, Эол практически столкнул Белега вниз и протиснулся мимо него к выходу. Положив то, что осталось от меча, на ступени, воин, нарочито медленно, начал подниматься. Ему показалось странным, что Эол, практически не покидавший своей мастерской, вдруг куда-то собрался.

***

Выйдя под звёзды, Эол остановился и поднял голову, скрестив руки на груди. Белег запер за собой дверь кузницы и хотел уже идти к соратникам, но брат короля остановил его.

— Смотри, мальчик, — загадочно сказал Эол, — небо дрожит. Видишь?

Белег поднял голову, не понимая, что имеет в виду оружейник. Воин видел лишь звёздный купол.

— Мне жаль тебя, — равнодушно произнёс Эол, — ты никогда не увидишь настоящих чудес. — Какое-то время постояв молча, любуясь одному ему зримыми миражами, брат короля Дориата обернулся к Белегу. — Передай Лутиэн, я её жду. Она хотела мне что-то сказать, и сейчас самое время.

***

Играя на арфе при помощи чар, Даэрон сел на траву и взял на руки девочку с каштановыми кудряшками. Менестрель и принцесса считали принесенных в Дориат детей своими, но Даэрон мечтал о настоящих наследниках. Он уже не раз просил Лутиэн стать его женой, однако дева каждый раз отказывала, утверждая, что обыкновенный менестрель ей будет в тягость в качестве мужа. Далее произносились слова о том, что, конечно, Даэрон не простой музыкант, его магия сильна, ум разносторонен, а создать письменность и вовсе способен только гений, поэтому пусть великий эльф не тратит силы и время на семью, а развивает язык, записывает стихи и рассказы, составляет хронологию Средиземья, даёт мудрые советы королю и чаще бывает при дворе, иначе его место займут не самые достойные личности. Менестрель слушал, и возникало желание всё бросить. Тогда Лутиэн позволяла безнадежно влюблённому эльфу получить немного любви принцессы. В такие моменты Даэрон мечтал заснуть в объятиях любимой и больше никогда не проснуться, но каждый раз сон заканчивался тяжким пробуждением, разлукой и обессиливающей болью в груди.

— Не грусти, — пропела милым голоском девочка, погладив менестреля по щеке, — спой мне про принцессу и верного пса. О том, как они странствовали и встречали разных диковинных существ!

— Конечно, малышка, — вздохнул Даэрон, через силу улыбаясь задрожавшими губами, — только слушай внимательно.

Начав петь, несчастный влюблённый смотрел, как его Лутиэн ушла с поляны, чтобы поговорить о чём-то со своим дядей. Конечно же, принцесса не станет посвящать обыкновенного менестреля в тайны бесед особ королевской крови. Его удел — бесконечно тянуться к ярчайшей звезде небосклона и никогда её не достать.

***

Эол посмотрел на племянницу с высоты своего роста с фальшивым почтением. Лутиэн, постепенно входя в образ обычной эльфийки, сбрасывая звёздную вуаль таинственности, над которой дядя мог начать насмехаться, убивая в самом зародыше возможность серьёзного разговора, повела его вдоль ручья к озеру, чтобы снова обсудить законы Дориата. По ехидной улыбке оружейника принцесса видела — родичу совершенно наплевать на то, о чём с ним хотят беседовать, а не уходит он только потому, что пламенные речи племянницы ему кажутся забавными.

— Дядя, уговори папу открыть границы! — настаивала принцесса. — Я знаю, он тебя послушает!

— А уж свою разлюбезную жену — тем более, — хмыкнул Эол, смотря на небо. — Дочка и мама всегда найдут общий язык.

— Я с мамой вообще не могу разговаривать! — Лутиэн подбоченилась и топнула ножкой. — Она не станет беседовать со мной без папы, а если и получится, будет говорить таким тоном, словно все мы лишь подобия её величия, ведь она Айну! Начнёт выражаться иносказательно, какими-то нелогичными аллегориями… А в итоге получится разговор ни о чём, и дело опять не сдвинется! Дядя, да пойми же! Там, за нашими границами — голод, боль, война! Там орки, прославляя Вала Манвэ, убивают детей! Воспевая Варду, насилуют женщин! Вознося хвалу Ауле, они грабят дома! Не знаю, что за сущностей