не спорить. И не мешать. А поднять вот эту упавшую стену. И посмотреть, что под ней. Что бы ни было… И делать это до тех пор, пока не закончится музыка Даэрона.

Лёд и Мечта

Она очутилась совсем близко, когда холод уже казался невыносимым. Рядом с ней стало теплее не столько телу, сколько на душе. Мечта снова находилась рядом, до неё можно дотронуться и даже обнять, и она не прогонит и не ранит резким словом, лишь улыбнётся и прижмётся крепче.

И почему нужно было оказаться среди льда и удушающего мороза, чтобы стать на полшага ближе к любви?

Макалаурэ крепче обнял Артанис, закрывая её от порыва ветра, и принцесса позволила позаботиться о себе. Впервые за весь поход. В этот момент менестрель понял, что Мечту ничто и никто заменить не может, даже выдающийся талант Элеммирэ, который распространяется не только на написание музыки. В любви золотоволосая эльфийка была столь же талантлива и изобретательна. Но Мечта… Она важнее.

Во всём, что пела и говорила Элеммирэ, всегда ощущалась скрытая печаль, тоска о чём-то несбывшемся, ранившем, с чем уже почти смирилась, вечная обречённая недосказанность, которая звучала завершающим аккордом. Иногда бывали всплески энергии, рвение бороться, но всегда побеждало смирение и принятие. Это общая черта эльфов Ваньяр, которая так нравится владыкам Арды.

Но Макалаурэ не был Вала. И, снова оказавшись рядом со своей Мечтой, менестрель понял, что самовнушение о любви к Элеммирэ не сработало.

Рука, которую не согревали даже две пары перчаток, сама собой погладила Артанис по спине, опускаясь до талии, и дева подняла голову.

— Поклянись мне, — сказала она, и облако пара изо рта растаяло в морозном воздухе, — что больше никогда не будешь петь обо мне ту мерзкую песню.

— Клянусь.

— Ты так просто это пообещал?

— Да. Я сочиню другую.

— Ты безнадёжен, — вздохнула Артанис, но отстраняться не стала.

Из морозной пелены выступил закутанный в меховую накидку эльф, и догадаться, кто это, удалось лишь из-за его роста.

— Все отдохнули? — спросил Нельяфинвэ, обводя взглядом сородичей. — Сейчас вернутся Асталион с Финдекано, и поворачиваем назад. Там, — он указал рукой в запорошенную мглу, из которой только что пришел, — насколько хватает глаз, покрытое толстым льдом море. По нему можно идти, не опасаясь провалиться. Но местность открыта всем ветрам. Карту мы начертили. Вы осмотрели здесь глыбы? Это лёд или заснеженные камни?

— Лёд, — отозвался Эктелион, — мы давно ушли от берега. Скорее всего, здесь уже очень глубоко.

Майтимо кивнул. Он хотел что-то сказать брату, но, подумав, решил, что дело не срочное, и мешать не стал.

Отойдя к нависшим над сугробом ледяным глыбам, где от ветра прятались сопровождающие Артанис эльфы Третьего Дома, Майтимо подсел к ним и, даже не начав разговора, понял, как сильно эти двое пожалели о том, что ушли далеко от дома. Их не утешало даже крепкое согревающее вино.

Средиземье. Чёрная звезда

Покрытая серебристыми цветами поляна наполнилась поющими и танцующими детьми.

На этот раз Даэрон создавал музыку не один, ему помогали ещё четверо менестрелей, а Лутиэн собрала весёлый хоровод и особое внимание уделяла малышам, которых считала своими. Принцесса смеялась, шутила, играла, сейчас в ней не было ничего от Айну — дочь Элу Тингола выглядела обыкновенной эльфийкой.

Нет! Слово «обыкновенная» к ней не применимо! Лутиэн прекрасна, бесподобна, ошеломительна! Она… единственная в Арде, на кого можно смотреть бесконечно.

Даэрон встряхнулся, когда заметил, что перестал играть. Возможно, менестрель и дальше любовался бы возлюбленной, если бы другие музыканты не напомнили, зачем он пришёл на поляну. Спохватившись и снова занявшись творением мелодии, Даэрон всё равно бросал взгляды на дивный изящный силуэт, кружившийся среди волшебных огней и серебристых цветов и замечал, как Лутиэн смотрит на своих спасёнышей, которые, конечно, не знают, откуда они на самом деле родом, и сердце менестреля ликовало.

Ради этого и стоит рисковать.

Ради этого стоит петь.

Ради этого стоит жить.

***

Лестница в кузницу брата короля всегда казалась Белегу странной. Возможно, строя так, Эол преследовал какую-то цель, например, чтобы к нему как можно реже приходили, потому что спускаться в полумраке по крутым, узким ступеням винтовой лестницы, на которой два взрослых эльфа не смогут разминуться, — то ещё удовольствие. Но сейчас возникла острая во всех смыслах необходимость: клинок Белега переломился во время тренировки.

Женские вздохи стали слышны за два пролёта до тяжёлой кованой двери. Всё, как обычно. Когда Эол не занят ковкой, он весело проводит время, и подробности лучше не знать, чтобы оставаться в здравом уме. Именно так рассуждал защитник границ Дориата, считавший, что у каждого есть своё дело, и не стоит лезть, куда не звали, особенно, если не хочешь испортить отношения, а Белег был искренне уверен, что невозможно защищать тех, о ком думаешь плохо.

К Эолу многие относились со снисходительным пониманием, демонстративно не замечая причуд странного эльфа, помня историю, как во время Битвы за Белерианд брат Тингола оказался в плену орков и сам, без чьей-либо помощи смог спастись, однако с тех пор, изуродованный врагами, искалечившими его лицо и душу, Эол озлобился и при любой возможности демонстрировал неприязнь ко всем окружающим, даже ничем не заслужившим подобной грубости.

Из-за пережитого на войне брат короля первым из эльфов новообразованного Скрытого Королевства взялся за кузнечный молот. Припоминая Тинголу при любом удобном случае гибель вождя эльфов Оссирианда — Денетора, позорное бегство с поля боя под юбку жены и превращение славного благодатного Эгладора в пещеру под платьем, Эол уверял — оружие необходимо даже подзащитным Мелиан, ведь она «всего лишь» Майэ, и против Хозяина Севера ей не выстоять, если тому вздумается завладеть её землями. Лучше пресекать любые попытки врагов найти путь в Дориат. А как пресечь? Конечно же, вместе с жизнью шпионов, выслеживать которых должны сами Тэлери, не рассчитывая на магию не самой сильной из Айнур.

Быстро привыкшим к спокойной безопасной жизни подданным Тингола, которые слишком хотели верить в лучшее и несокрушимую мощь чар владычицы Мелиан,