На поясе висел меч, и сейчас он постоянно упирался то в ногу, то в бок. Мешал погрузиться в себя. Все говорили: оружие теперь необходимо, и Финдарато был готов это принять. И всё равно не мог. Но…

Надо. Придется. Как и Феанарионам. Почему-то именно эта мысль немного утешала.

…Словно раненый зверь,

Я бесшумно пройду по струне.

Я не стою, поверь,

Чтоб ты слёзы лила обо мне,

Чтоб ты шла по следам моей крови во тьме,

По бруснике во мхе

До ворот, за которыми холод и мгла.

Ты не знаешь, там холод и мгла…

Но не сомкнуть

Кольцо седых холмов,

И узок путь

По лезвию дождя,

И не ищи в морозной мгле следов,

Что Воин Вереска оставил, уходя…

Примечание к части Песня Финдарато, если кто вдруг не узнал, "Воин Вереска" гр. Мельница

Лутиэн, Даэрон, Белег и сгоревшая деревня

— Я должен всё рассказать твоему отцу, принцесса.

Голос стражника был поставленным и громким, сказывалась привычка отдавать приказы. Даэрон попытался применить чары, чтобы заиграла музыка, способная усыпить эльфа, но тот среагировал мгновенно, и тонкий изогнутый клинок упёрся в горло менестреля.

— Ты мне ничего не сделаешь, — изображая смелость, к тому же уверенный в своей правоте, улыбнулся Даэрон.

Стражник усмехнулся и надавил. Клинок прошел сквозь кожу, и менестрель от боли и ужаса едва не упал.

— Я, — скривился воин, поправляя маскирующий плащ, — убил триста семьдесят четыре орка, что приблизились к нашим границам. А также двух безумных дикарей, которые что-то здесь искали. Думаешь, у меня после стольких убийств руки недостаточно в крови, чтобы не дрогнуть, отнимая ещё одну жизнь? Ты нарушил закон, подверг опасности нас всех и принцессу Лутиэн. Уверен, что тебя после этого помилует владыка Тингол?

— Очень на это рассчитываю.

Стражник рассмеялся. Даэрон видел — эльф колеблется. Да, он изображает уверенность в себе и преданность долгу, но на самом деле воин не знает, как поступить. Будь на месте Даэрона и Лутиэн любые другие дориатрим, уже были бы созваны стражи, и нарушителей бросили бы в тюрьму. Дальнейшая судьба заключённых всегда остаётся тайной.

Но раз стражи до сих пор нет…

— Он умер… — послышался голос молчавшей до этого момента Лутиэн, сидевшей на траве на коленях и пытавшейся вылечить чарами обожженного младенца.

Стражник вздрогнул и едва не выронил клинок. Даэрон заметил, как изменилось его лицо.

— Белег, — чуть слышно произнесла принцесса, вставая, — не говори отцу, пожалуйста.

По щекам Лутиэн полились слёзы, прекрасное лицо сморщилось, став совсем детским. Даэрон, воспользовавшись замешательством стражника, нарушил приказ не двигаться и бросился к любимой, обнимая её и прижимая к груди.

— Белег, — снова заговорила принцесса, — ты должен всё увидеть сам. Сидя здесь, в прекрасной стране, охраняя границы от чудовищ, ты не видишь настоящей жизни. Ты не тех защищаешь, воин. Ты ничего не знаешь. Совсем ничего! Прошу тебя, давай похороним это дитя и пойдем за южный предел. Ты должен знать, что такое зло. Иначе… Зачем тебе оружие?

Белег растерялся. Нарушить закон? Самому сделать то, за что он убивал и бросал в темницу? Пойти против самого владыки Тингола?

Но среди молодой шелковистой травы, завернутое в тряпье и сверкающую шаль Лутиэн, лежало мёртвое дитя с наполовину обугленным личиком, и сомнений в душе эльфа не осталось. Он поднял крошечное тельце и молча кивнул.

Словно из воздуха, принцесса движением руки развернула широкий плащ, и все трое эльфов исчезли в звёздной ночи.

***

Мерзкий запах обгоревшей плоти начал ощущаться задолго до того, как лес расступился, открывая ещё дымящееся пепелище. Какими были постройки в этом большом по меркам дикарей селении, теперь сказать было уже невозможно, поскольку почти всё делалось из дерева и сгорело полностью. Несколько обугленных каменных остовов ещё возвышались в клубах едкого чёрного дыма, ветер выл и кружил пепел.

— Даэрон, — шепнула Лутиэн, и менестрель, закрыв глаза, сложил руки ладонями друг к другу перед лицом.

Словно откуда-то сверху полилась музыка, и Белег, собравшийся заявить, что шум привлечет орков, вдруг почувствовал сонливость. Но запястье сжала прохладная ладонь, и эльф очнулся. Лутиэн задрала его рукав и касалась оголенной кожи, ощущение было очень странным, словно пальцы проникали внутрь плоти.

Даэрон начал напевать заунывный повторяющийся мотив, напоминающий плач, и Белег снова попытался протестовать.

— Он все правильно делает, — не согласилась с ним Лутиэн. — Могла бы петь я, но тогда кто бы пошел на пепелище?

— Он привлечет…

— Орки и так здесь. Они сожгли Гнездо Коршуна, похитили женщин и теперь ждут, когда можно будет мародёрствовать. Песня Даэрона их усыпит, и у нас появится время спасти кого-нибудь.

— Нет, спасать будешь ты. А я пойду на охоту.

— Это бессмысленно, Белег! Убьёшь десяток орков, но это ничего не решит! Лучше спаси одного эльфа! Вытащи из-под раскаленных завалов! Из дыма и гари! Жизнь важнее смерти, Белег!

Видимо, принцесса использовала чары, потому что воин неожиданно для себя согласился с ней.

Оставив Даэрона в укрытии, Лутиэн и Белег побежали к дымящимся развалинам.

— Осторожно, не провались в какой-нибудь подвал, — предупредила принцесса, наклоняясь над обугленной дверью, валяющейся у них на пути. Белег отодвинул ломающиеся в руках доски и увидел под ними обгоревшую собаку. Правее, где ещё недавно был дом, среди чёрных обломков лежали три тела, опознать которые не представлялось возможным.

Стараясь дышать только через ткань плаща, чтобы не отравиться дымом и не чувствовать кошмарную вонь жжёной плоти, Белег перешёл к следующему дому, приподнял часть обвалившейся крыши… И уронил.

— Не смотри! — отпрянув, закрыл он собой Лутиэн. — Только не смотри!

Отойдя к следующей постройке, стараясь не замечать обгорелый скот и домашнюю птицу, воин и принцесса снова не нашли живых.

— Это бессмысленно, — вздохнул Белег после обследования двенадцатого по счету дома, но вдруг увидел безумное пламя в ставших страшными глазах Лутиэн. Он понял, лучше