серебра! – Он выдержал эффектную паузу и уточнил: – Наказание кипящим маслом!

– Я делал только то, что мне говорили, – сломался Ван Вон, не понаслышке зная, как истошно и долго кричат преступники в котлах, где медленно закипает и пузырится кровью густое масло. Сам присутствовал на казнях, и не раз. – Это был… Ван Ук. Он планировал всё это с почившим королём Чонджоном.

Удар, а затем мерзкий скрежет разорвал напряжённую тишину тронного зала, и Чжи Мон, морщась, взглянул на императора.

Вид Кванджона был поистине страшен. Его руки тряслись от бешенства, а ногти скребли глянцевую поверхность стола. Угольно-чёрные глаза горели нездоровым блеском. Их взгляд пронзал Ван Вона насквозь, и астроному даже показалось странным, что тот не упал замертво, ну или хотя бы не обмочился в ужасе, что никого бы не удивило.

Вспышка ярости императора была вполне объяснима: одно дело подозревать, и совсем другое – получить подтверждение своим подозрениям в таких жутких преступлениях, для которых котёл с кипящим маслом сошел бы за милость.

Но главное – кто за всем этим стоял!

Глядя на то, как колотит императора, Чжи Мон всерьёз забеспокоился и хотел было открыть рот, но Кванджон вдруг заговорил сам, и заговорил так тихо, что могло показаться: гнев его испарился.

– В таком случае я спрошу кое-что ещё, – опасно севшим голосом прошипел он, улыбаясь так хищно, что Чжи Мон понял: кипящим маслом и бамбуковыми стеблями дело тут точно не обойдётся.

Потому что император избрал совершенно другое наказание. И начал вовсе не с девятого брата.

Вечером того же дня Чхве Чжи Мон стоял в маленьком внутреннем дворике Дамивона за спинами плачущих служанок и молился о том, чтобы сюда не пришла Хэ Су. Разумеется, рано или поздно она всё равно узнает, но лучше бы ей этого не видеть…

Он бы и сам предпочёл не присутствовать здесь, однако Кванджон рявкнул, чтобы Чжи Мон проследил за надлежащим исполнением его приказа, и астроному ничего не оставалось, как только закрывать глаза и отворачиваться от пыльной, пропитавшейся кровью циновки, в которой угадывалось девичье тело. Душераздирающие предсмертные крики и стоны давно уже стихли, а два дюжих стражника продолжали избивать преступницу, истово исполняя приговор.

Только бы не пришла! Только бы её задержала в купальнях У Хи, как договаривались!

Но стоило Чжи Мону подумать об этом, как во дворе появилась Хэ Су в сопровождении У Хи, на чьём лице застыл шок напополам с чувством вины.

Святые Небеса! Она всё-таки здесь!

Выдержит ли?

– Что случилось? – спросила Хэ Су у ближайшей к ней служанки, которая всхлипывала и пыталась зажмуриться, но, боясь окрика стражников, косилась на окровавленную циновку.

– Император пожелал, чтобы мы это видели, – сквозь слёзы выговорила она.

– Император? – ужаснулась придворная дама Хэ, хватая У Хи за руку в поисках опоры.

– Он сказал, что так будет с каждым, кто его предаст, – кивнула служанка, вздёргивая плечи при звуках очередного удара и заливаясь новым потоком слёз.

Хэ Су ахнула и выбежала вперёд, так что Чжи Мону пришлось встать у неё на пути, проклиная всё на свете: взбесившегося императора за стремление к публичному наказанию, стражников, что усердствовали до сих пор, хотя приговор уже минут десять как был приведён в исполнение, бестолковую У Хи, что не сумела задержать Хэ Су в Дамивоне.

Он шагнул наперерез даме Хэ, да вот беда – сказать ему было нечего.

– Что происходит? – мертвенная бледность девушки не оставила звездочёту никакой надежды на более-менее благополучный исход всего этого кошмара. – Зачем императору устраивать нечто подобное?

– За своё преступление придворная дама Дамивона получает наказание палками, – попытался уйти от прямого ответа Чжи Мон, внутренне холодея в ожидании следующего вопроса.

– Дама… Дамивона? – повторила вслед за ним Хэ Су непослушными губами, а потом глаза её расширились: она догадалась. – Кто это?

Звездочёт слышал, как её сердце бьётся в болезненном понимании, и не мог заставить себя произнести ни звука.

– Кто это? – закричала дама Хэ и задохнулась от боли в груди.

– Это Чхэ Рён, – сдался Чжи Мон.

Он обречённо закрыл глаза, пропуская пошатнувшуюся девушку вперёд, к стражникам, один из которых грубо пнул скатанную циновку, отчего та развернулась, и к ногам Хэ Су из неё выкатилось окровавленное тело Чхэ Рён.

Звездочёт не видел – он слышал, как Хэ Су подавилась криком и без чувств упала на руки подоспевшей к ней на помощь У Хи. Сам же он помочь не мог ничем. Ни Чхэ Рён, которая ответила за всё, что натворила. Ни Хэ Су, чьё слабое сердце не выдержало этого страшного удара. Ни императору, могучие крылья которого, распростёртые над Корё, отливали аспидно-чёрным, а в безжалостных глазах метались отблески пламени.

И больше не было силы, способной погасить это пламя, остудить гнев и согреть душу, что превращалась в кусок холодного льда.

***

– Что случилось? Почему мне не сообщили, что она больна?!

Скрючившийся в подобострастном поклоне придворный лекарь Ким не мог связно говорить от страха и выдавал только короткие булькающие звуки, чем ещё больше выводил императора из себя.

Ван Со только вернулся из поездки в родные провинции восьмого и девятого принцев, где припёр к стенке наместников, самолично вытряхнув из них правду о тёмных деяниях своих братьев.

Эта кровавая правда застилала ему глаза алым туманом весь обратный путь в Сонгак, так что его конь, управляемый нетвёрдой рукой, то вставал на дыбы, то пускался бешеным галопом и несколько раз чуть не свалился с обрыва.

И хотя Ван Со подозревал, что Ук и Вон нечисты на руку, да и помыслами тоже, но истина оказалась настолько грязнее и страшнее всех его предположений, что он был сам не свой, пытаясь побороть омерзение и справиться с охватившей его яростью.

Он не помнил, как добрался до столицы. Видимо, всё-таки, повинуясь инстинкту выживания, его конь следовал за авангардом стражников, тем самым сохранив свою жизнь и жизнь седока, который, судя по его поведению, усердно пытался с ней распрощаться.

Бросив поводья загнанного и взмыленного коня испуганным слугам, император чёрным вихрем полетел в тронный зал, на пороге которого его перехватил Чжи Мон.

– Ну что? Что ещё? – зарычал на него Ван Со, пытаясь усмирить дыхание после безумной скачки и жалея, что не может так же просто справиться с мыслями, которые разрывали его голову