— Лара, — вдруг тихо прошептала Зина и едва не всхлипнула, — Лара, — повторила она, — у меня… я… — она вздохнула, — кажется, опять…

— А он? — почти машинально спросила Лариса.

Зина пожала плечами:

— Я еще ничего не говорила ему.

— Как всегда!

Зина опустила глаза.

— Значит, так, — распорядилась Лариса, — сейчас едем ко мне.

Зина вопросительно взглянула на Ларису.

— Там увидишь, — ответила на немой вопрос Лариса. — В конце концов надо серьезно поговорить. Нельзя же так бесконечно?!

Когда они выходили уже из трамвая, Лариса во второй и последний раз взглянула на мужчину: «До свидания. Очень жаль».

И он, поняв ее взгляд, быстро поднялся с места и, отстраняя пассажиров, заторопился к дверям. Он молча говорил ей: «Ну подождите же!» Но только он подошел к выходу, как дверь автоматически захлопнулась, а подруги были уже там, на улице, где шел снег.

«Ну ладно, до свидания, — подумал мужчина. — Бог с вами».

Выйдя на Остужевскую, подруги вскоре подошли к Ларисиному дому, поднялись на третий этаж. Лариса в шутку нажала на звонок, но никто, конечно, не открыл дверь: ни Светланки, ни тем более Романа, бывшего мужа, дома не было. С мужем Лариса разошлась, а дочка жила с бабушкой в Жуковском, переехала туда на «пока».

Зина вошла в квартиру первой; пока Лариса возилась с цепочкой, Зина прислонилась к стене и навзрыд, громко и горько, заплакала. «Ах, дурочка ты моя…» — подумала с жалостью Лариса, а вслух сказала:

— Ну, не надо, что ты! Не надо. Пойдем-ка…

Раздев Зину, она повела ее в комнату, усадила на тахту и, взяв обеими руками ее лицо, подняла его.

— Не плачешь уже? — спросила она, но Зина плакала не переставая. — Вот и хорошо, — продолжала Лариса, словно Зина уже не плакала. — И не надо плакать. Чего хорошего в бабьих слезах? Ничего хорошего…

За окном синели сумерки, Лариса подошла к окну, приоткрыла форточку. Вместе с морозным воздухом в комнату ворвалась веселая мелодия:

«…а нам все равно, а нам все равно, не боимся мы волка и сову…»

— Видишь, не боимся мы волка, — сказала Лариса.

Зина сквозь слезы улыбнулась.

— Никакой жизни у меня не выходит, — говорила она чуть позже, когда сидели они уже за столом и пили горячий крепкий чай. — Несчастливая я.

— Ну, счастье… — задумчиво сказала Лариса. — Просто на этот раз тебе надо рожать, — добавила она. — Обязательно, Зина!

— Надо! Обязательно! — вспыхнула Зина. — А кто я ему, чтобы рожать? Ни жена, ни девка! Подстилка, вот кто…

— Я тебе и говорю: плюнь ты на Володьку, гони его в три шеи. Не хочет жениться — пускай проваливает. А то пригрелся! Ничего, без него проживешь, невелико добро… А сама рожай! Дети — это же для нас все… Ну вот, если б не было у меня Светки, я бы не знаю, зачем тогда и жить! А без мужа проживешь. Да я бы твоего паразита…

— Лара, ну зачем ты так? Ведь я люблю его…

— А он тебя любит?! «Люблю, люблю…» Надо, чтобы и он любил, чтобы уважал хоть немного. А ему наплевать на тебя. Да, да, не спорь!..

Зина опустила голову:

— Я уже все перепробовала. И так к нему, и этак…

— А им только это и надо. Эх, дуры мы, бабы, дуры! — обозлилась Лариса. — С ними не так нужно. Не нравится — ну и скатертью дорожка!

— Тебе хорошо, ты сильная, Лара! А у меня ничего не получается. Вот я не разговариваю с ним, уже шестой день пошел. А он сначала: «Зин, ну, Зинуль, Зинуленька…» А потом, день на третий, купил бутылку вина, сидит, телевизор смотрит, вино попивает, усмехается. Я молчу, и он молчит. А дальше что?

— И дальше так. Ничего, не выдержит. Ты, главное, ночью не уступай…

— А тут не могу, — вздохнула Зина. — Ты же знаешь какой он… — Зина виновато улыбнулась.

— Что я знаю?! — рассердилась Лариса. — Я знаю, что паразит он, вот что я знаю!

— Ла-ара…

— Лара, Лара! Сто лет уже Лара!.. И потом знаешь, что я тебе скажу? Пропадешь ты со своим Володькой, вот что!

— Пропаду, — вздохнув, согласилась Зина.

— Да чего это ты вдруг пропадешь?! Чего ты сразу соглашаешься?! Прямо зло на тебя берет, ей-богу! Со всеми она соглашается, все ее устраивает, все ей подходит. Есть в тебе хоть капля гордости? Или нету?

— Нету.

— Ну, это уж ты совсем! — всплеснула руками Лариса. — Это уж ты даешь!.. — Она вскочила из-за стола и, сбегав на кухню, принесла бутылку вина «Бисер» и две рюмки. — Твое, — буркнула Лариса и выпила рюмку.

Зина, помедлив, тоже выпила.

— Вкусно, — сказала она, — А вдруг мне нельзя?

— Ага, нельзя! — обрадовалась Лариса. — Не вздумай даже слушать своего Володьку! Если настоишь на своем, он уважать тебя начнет, будешь командовать им как хочешь! Представляешь: ты — мать! Ма-а-ать!..

Они выпили и улыбнулись друг другу.

— Да… — сказала Зина. — Конечно, ты права. Права…

— Давай-ка споем, — предложила Лариса. — Что-нибудь такое… — Лариса мечтательно-грустно улыбнулась. — А потом еще поговорим, подумаем… Да и что тут думать-то? Рожать надо!..

Они запели романс. В нем для них было столько личного, прочувствованного и пережитого, что безо всякого напряжения, спокойно и просто, вошли они в одно настроение; сейчас их как будто переполняла тоска расставания, большая, без краев, без начала тоска, но каждая чувствовала и понимала эту тоску по-своему. В голосе Ларисы тоска была горькая, потому что прощание уже случилось давно, а жизнь осталась, а жить вроде незачем и только воспоминания, только чувство, с каким расстались, теперь и есть настоящая жизнь. «Прощай, пришла разлука, прощай, моя голубка, навсегда-а…» — пела Лариса, и только вспоминала, и только тяжело помнила, что попрощалась уже давно, все прошло… А Зина не знала еще прощания, но предчувствовала его; она боялась прощания, думала о нем, отмахивалась от него, а прощание неумолимо приходило, жизнь катилась вперед, и с горьким сердцем приходилось соглашаться, что какова бы ни была ее жизнь, «ничего, ничего, ничего не осталось от жизни моей…».

Они не глядели друг на друга, обе смотрели на темное окно перед собой. Сладка была им песня. И пусть в жизни не очень им повезло, но раз есть такая песня, раз поется полным, раскованным голосом, то быть не может, чтобы надежда совсем оставила их. И когда они пропели:

Только раз бывают в жизни встречи,

Только раз судьбою рвется нить… —

и замерли, чтобы выдержать паузу, в квартиру Ларисы позвонили…

Это были Алеша с Наташей; открывая дверь, Лариса смутилась: она совсем забыла,