Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В представленной работе рассмотрены стационарные решения уравнений, описывающие взаимодействие двух мировых ветвей, возникших в определенный момент, — говорил академик, — однако следует учесть зависимость от времени матричных элементов, определяющих вероятность туннелирования между мирами, и, в конечном итоге, связанные с ним эффекты, включая возможность формирования коридоров между мирами, а также их слияние.
Громов, невидящим взглядом смотрел на докладчика. Саша знал это взгляд — профессору хватило пары слов, чтобы ухватить основную идею академика Сырина, и теперь Громов во время его доклада пытался в уме прикинуть, что это изменит.
— Я не буду здесь приводить подробные вычисления, — сказал академик, — оглашу только результат.
Он достал из портфеля пачку листов и обратился к секретарю: — Раздайте, пожалуйста.
Это было краткое изложение работы Сырина: начиналось оно с уравнений, предложенных Громовым, затем те же уравнения были переписаны с добавлением зависящего от времени слагаемого, далее академик описывал метод решения, и, наконец демонстрировал результат, обведенный прямоугольником для наглядности.
Саша едва удержался от возгласа удивления — как они с Громовым, так долго занимаясь проблемой, могли упустит столь важный и одновременно простой подход! Сырин доказал, что учет временной зависимости приводит к умножению величин матричных элементов, определяющих силу связи между мирами, на слагаемое, экспоненциально убывающее с ростом времени, прошедшего с момента ветвления. Это значит, связь между мирами слабеет, и с этим ничего нельзя поделать…
— Каково характерное время затухания матричных элементов? — спросил Громов.
— Хороший вопрос, — оживился академик, — конкретные величины зависят от многих параметров, и это еще предстоит рассчитать…
— Одну минуточку, товарищи ученые, — прервал их генерал Синицын. — У вас еще будет возможность обсудить и подискутировать. Вячеслав Сергеевич, — обратился он к Сырину, — с практической точки зрения что означают ваши результаты?
Академик, как настоящий теоретик, не очень любил такие вопросы, но президент Академии предупредил — именно об этом его спросят, так что надо быть готовым.
— Товарищ генерал, это означает вот что: чем больше времени проходит с момента ветвления, тем слабее связь между мирами. Именно этим обусловлено недавнее закрытие коридоров.
— То есть профессор Громов ошибается, и включение установки Штирнера не приведет к слиянию миров? — без обиняков спросил генерал.
— Не совсем так. Слияние миров с катастрофическими последствиями, описанными товарищем Громовым, по-прежнему возможно, просто вероятность такого слияния уменьшается с течением временем.
— Вероятность? — переспросил генерал. — Что это значит?
Сырин на секунду замешкался, прикидывая, насколько сильно ему надо спуститься со своих академических высот.
— Например, при десяти подряд запусках установки Штирнера ничего не случится, а вот на десятый произойдет описанная профессором Громовым катастрофа.
— Один из десяти? Именно так?
— Это был только пример, — ответил академик. — Точную вероятность я пока не могу сказать.
Генерал откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по столу, что было признаком недовольства. Опять двадцать пять — из этих ученых невозможно вытащить конкретное утверждение, особенно у теоретиков! Все «примерно, оценочно, по порядку величины…». Черт те что!
— Сергей Иванович, вы можете что-нибудь добавить? — спросил генерал у президента Академии.
Тот предвидел такой поворот событий и заранее подготовился:
— Товарищ генерал, я предлагаю вот что. Результаты академика Сырина очень интересны, однако ему не хватило времени довести работу до конкретных чисел. Кроме того, насколько я понимаю, профессор Громов сегодня впервые услышал о работе академика Сырина. Думаю, для дела будет полезно предоставить товарищу Громову и его ближайшим сотрудникам возможность ознакомиться с полученными результатами.
— Не возражаю, — бросил генерал.
— Спасибо. В связи тем, что работа комиссии привела к принципиально новым результатам по проблеме параллельных миров, предлагаю провести следующее заседание через неделю. К этому времени мы сможем сделать выводы и подготовить рекомендации. У меня все, товарищ генерал.
Синицын некоторое время молчал, обдумывая что-то, а потом сказал:
— Вот что, товарищи ученые. Хорошо, что вам удается получать новые результаты. Но главное — помнить о наших людях, которые прямо сейчас принимают неравный бой с фашистами на территории Восточного Союза. Чем мы можем им помочь? Вот о чем надо думать, день и ночь. Я рассчитываю, что работа комиссии даст ответ на этот вопрос. Согласны, Сергей Иванович?
— Целиком и полностью, товарищ генерал.
— Вот и хорошо. Значит, по этому вопросу у нас полное взаимопонимание.
Синицын поднялся.
— Следующее заседание — через неделю, — подытожил он. — На этом пока все.
К концу второго дня наступления передовые части советских войск достигли Переславль-Залесского. В самом городе подпольщики подняли восстание, поддержанное партизанами. Румынская пехота численностью в две неполные роты сопротивлялась недолго, частью разбежавшись, а частью сдавшись в плен.
Следующий день войска отдыхали, а тылы подтягивались к передовой. Крутов, помня разговор со знакомым капитаном перед наступлением о возможном дефиците горючего, уделял этосу вопросу особое внимание. Пока, однако, перебоев не было — как раз в Переславле танки его двух рот получили дизельное топливо и масло. Если наступление пойдет по плану, до Ярославля этого должно хватить.
Днем, как и вчера, стояла ясная погода, чем тут же воспользовалась немецкая авиация. Пока что в Переславле единственной защитой от нее были пулеметы танков ИС2 и ИС3. «Юнкерсы», опасаясь их, не снижались ниже четырехсот метров, что заметно уменьшало точность бомбометания, поэтому эффект от налетов имел в основном беспокоящий характер.
В эту ночь атакующая группировка впервые собиралась использовать тактику ночных атак, предложенную Говоровым. Два последних дня в штабе шла интенсивная работа — искали местных жителей, готовых стать проводниками для наступающих войск. Таким нашлось немало — в основном они были из партизанских отрядов. Оказалось, позиции румынских войск, в том числе артиллерийские, были им хорошо известны, что настраивало на позитивный лад.
Войска двинулись поздно вечером, когда стемнело. Тут же стало ясно, что задумка удалась не в полной мере: для предотвращения столкновений танкам то и дело приходилось включать фары, что полностью демаскировало их. Однако с выключенными фарами стало еще хуже — водитель ехал фактически наугад, ориентируясь на указания командира, смотревшего из открытого люка. То и дело приходилось тормозить, скорость движения колонн резко упала, а расход топлива и износ двигателя в режиме, кода его постоянно дергали, выросли. Фактически наступающим было не до противника — обеспечить бы собственное движение без небоевых потерь…
И все же тактика ночного наступления принесла некоторый успех — главным образом в силу неожиданности такого хода. Румынские солдаты, и, что еще важнее, артиллеристы спали. Разбуженные ревом советских танков, они не успевали открыть огонь — в чем Крутов убедился лично, когда головной танк первой роты буквально уперся