– Нет, – ответил я. – Но с годами найду и накажу.Только время может похитить у меня столь вожделенное удовольствие.

Новости принесла Бьянка. Вечер только начинался, я писалписьмо, которое собирался отправить своему последнему доверенному лицу вТаламаску. Окна стояли открытыми навстречу дувшему с Эльбы бризу.

Бьянка вбежала в комнату и с порога выпалила:

– Там Пандора. Я точно знаю. Я ее видела.

Я встал из-за стола.

Обнял ее.

– Откуда ты знаешь?

– Она со своим возлюбленным-азиатом танцует на балу. О нихнепрестанно шепчутся, обсуждают их красоту. Маркиз и маркиза де Мальврие. Едвая вошла в бальную залу, как услышала биение их сердец. Уловила странныйвампирский запах. Не знаю, как описать.

– Она тебя видела?

– Да, а я мысленно представила твой портрет, любимый, –сказала она. – Иди же к ней. Я знаю, как сильно ты хочешь ее видеть.

Я долго глядел на Бьянку. Всматривался в ее прелестныеовальные глаза. И поцеловал ее. Она никогда не выглядела более очаровательной,чем в тот вечер в изысканном фиолетовом шелковом бальном платье. И поцелуй мойбыл как никогда жарким.

Я тут же отправился к шкафам и нарядился для бала, надевсвой лучший малиновый сюртук и приличествующие случаю кружева, а также пышныйпарик по тогдашней моде.

Я сбежал по ступенькам к карете. Обернувшись, я увидел, чтоБьянка сидит в беседке наверху и смотрит мне вслед. Она поднесла пальцы к губами послала мне воздушный поцелуй.

Не успел я войти во дворец герцога, как почувствовал, чтоазиат где-то рядом. В самом деле, когда я подходил к дверям бальной залы, онвышел из тени и коснулся моей руки.

Я так часто слышал об этом злобном существе – и теперьоказался с ним лицом к лицу. Да, он родом из Индии, лицо несравненной красоты сбольшими влажными черными глазами, с безупречной коричневато-кремовой кожей.Его гладкий, соблазнительный рот изогнулся в улыбке.

На нем был одет темно-синий атласный сюртук, а кружеваотличались сложностью узора и экстравагантностью. Казалось, он весь усыпангромадными бриллиантами, бриллиантами из Индии, где их боготворят. Одни кольцаобошлись бы в целое состояние. Пряжки и пуговицы стоили не меньше.

– Мариус, – произнес он и чуть склонился в формальномпоклоне движением, которое делают, снимая шляпу, хотя он стоял с непокрытойголовой. – Конечно, ты собираешься увидеться с Пандорой.

– Ты намерен меня остановить? – спросил я.

– Нет, – небрежно пожал он плечами. – Как тебетакое пришло в голову? – Он говорил весьма любезным тоном. – Мариус,уверяю тебя, многих других она отвергла.

– Мне рассказывали, – ответил я. – Я долженувидеться с ней. С тобой мы еще успеем поговорить. Мне нужно идти.

– Отлично, – сказал он, – я терпелив. – Новоепожатие плеч. – Я никогда не теряю терпения. Мое имя Аржун. Я рад, что мывсе-таки встретились. Я проявил терпение даже по отношению к римскому негодяюСантино, который утверждал, что уничтожил тебя. Она была так несчастна, что мнехотелось наказать его. Но я не стал. Я выполнил ее желание и оставил егоневредимым. Вот жалкое создание! А он ведь любил ее. Повторяю, я выполнил еежелание. И сегодня, как всегда, я поступлю так, как она захочет.

– Очень любезно с твоей стороны. – У меня до тогопересохло в горле, что было сложно произнести хоть слово. – Отпусти жеменя. Ты при всем желании не сможешь представить сейчас, как долго я ждал. Я немогу стоять и беседовать с тобой, притворяясь, будто не знаю, что она внескольких шагах от меня.

– Я могу представить, как долго ты ждал, – сказалон. – Я старше, чем ты думаешь.

Я кивнул и медленно удалился.

Я больше не мог медлить.

Я вбежал в огромный зал.

Оркестр исполнял одну из нежных, постоянно изменяющихсятанцевальных мелодий, очень популярных в те времена, ничем не напоминающихэнергичную музыку последующих лет, и в богато украшенной комнате мелькали сотнисияющих лиц, сотни танцующих фигур, мириады красок.

Я всматривался в счастливую толпу, медленно передвигаясь отстены к стене.

Совершенно неожиданно я увидел ее. Она не знала, что ярядом. Ее спутник не передал ей мысленного предупреждения.

Она сидела в одиночестве, наряженная в элегантное модноеплатье с грациозно затянутым тугим атласным корсетом и огромным пышнымкринолином, а очаровательное бледное лицо обрамляли доставшиеся ей от природыкоричневые волосы, зачесанные назад, причудливо уложенные и украшенные рубинамии бриллиантами.

Я прислонился к клавикордам, благосклонно улыбнувшисьмузыканту-виртуозу, и повернулся посмотреть на нее.

Грустное, очень грустное лицо, отрешенное, неописуемопрекрасное.

Наблюдает ли она за переливом красок, как наблюдал я?Ощущает ли ту нежную любовь к смертным, что ощущаю я? Что она сделает, осознав,что я слежу за ней?

Я не знал. Мне было страшно. Ничего нельзя утверждатьнаверняка, пока я не услышу звуки ее голоса. Я продолжал наблюдать. Продолжалсмаковать секунды блаженства и спокойствия.

И вдруг она увидела меня. Узнала меня из сотни лиц. Остановилана мне взгляд, и я заметил, как к прекрасным щекам прилила кровь, а губыприоткрылись, произнося имя Мариус.

Я услышал ее через тонкую пелену приятной музыки.

Повторив недавний жест Бьянки, я поднес руку к губам ипослал ей воздушный поцелуй.

Ее лицо отразило и грусть, и радость, а на губах заигралаполуулыбка. Казалось, мы оба застыли на месте.

Невыносимо! Почему мы позволяем, чтобы нас разделялаоглушительная тишина!

Я быстро пересек зал и поклонился ей. Я поднял ее холоднуюбелую руку и повел танцевать, не обращая внимания на ее протесты.

– Нет, ты моя, моя, слышишь? – шептал я. – Неотталкивай меня.

– Мариус, я боюсь его, он полон сил, – прошептала онамне на ухо. – Я должна объяснить ему, что мы нашли друг друга.

– Я его не боюсь. К тому же он все знает. Какая разница?

Мы танцевали как ни в чем не бывало. Я крепко обнимал ее ицеловал ее щеки. Мне было все равно, что подумают смертные о подобныхвольностях. Абсурдное понятие!