– Сель? – осторожно спросил сэр Рэй, зная, что вдоль гор раз в пару лет постоянно смывает какие-нибудь деревни.

– Да, – с горечью молвил Филипп. – В завесе ливня поток обрушился на нас сверху, закрутил, увлек всех вниз с тропы. Я тогда ринулся, не думая, сначала к Адерине – она была ближе. Вытащил ее. А когда снова кинулся в воды за ними, то… не нашел. Нашел позже, но уже внизу… у равнин, где поток растерял живость. Она потом еще долго осуждала меня, пока не умолкла после одной нашей ссоры. Так и молчала пять лет в комнате, и даже на одре смерти не произнесла ни слова.

Сэр Рэй сочувствующе покачал головой и задумался.

– Может, так рассудил Ямес, господин.

Вспомнив императора Кристиана и его истинное имя, Филипп вымученно усмехнулся.

– Ямес… О нет, это злой рок, до сих пор преследующий меня в ночных кошмарах. А иногда кошмары оживают, как это случилось тридцать пять лет назад на Мертвой Рулкии. Проклят я или безумен?

Сэр Рэй молчал, он не знал, что сказать и как утешить. Да и нужны ли здесь слова? Так время и текло. Так и смотрели они, как на востоке посерел горизонт. Близился рассвет.

– Спасибо, что выслушал, – наконец, сказал Филипп.

– Вам… Это вам спасибо за доверие, мой лорд…

– Твой век недолог. И боюсь, что осталось тебе срока жизни очень мало. Так что ты поневоле унесешь мой секрет в могилу.

– Что ж, если это произойдет в дороге, то я только рад! Знаю, что стал трухляв, как бревно, но я не мог остаться в Брасо-Дэнто.

– Мог. Я освободил тебя от службы.

Рыцарь тоскливо выдохнул, однако, пережив мгновение слабости из-за своей старости и смертности, он ударил себя в грудь.

– Мы – люд военный! – сказал он браво. – Умереть в постели, окруженным детьми и внуками – это не про нас! Лучше отдаться смерти под конем, чем под теплым одеялом – это еще мой старик говорил! Разве что можно еще в постели с бабами, тоже достойно, но их с меня уже хватит… Я и так знатно добавил рыжеголовых по всем вашим городам и деревням. Везде их теперь встречаю. Правда, на кого ни гляну, дурные они вышли, господин! Что Лука, что Оливер, что Осторр: ни мозгов, ни понятий!

– Рэй, я слышу это от каждого старика на протяжении уже пяти веков. Будь это взаправду, человеческое племя бы уже вымерло.

Филипп тепло усмехнулся. Сэр Рэй ему нравился всегда: и душевной простотой, и честностью, и безоговорочной преданностью. Будь он вампиром, граф бы без раздумий отдал за него, еще молодого, свою дочь. Возможно, тогда все вышло бы совсем иначе, и Йева осталась с ним рядом. Однако человеческий век действительно короток, и для века рыцаря уже вовсю багровел закат.

– Иди отдыхай, – шепнул Филипп. – Оставь меня. И передай приказ в биваке, чтоб зря не беспокоили.

Кивнув, старый рыцарь тяжело поднялся и почувствовал, как закоченели его ноги за время беседы. Опять будут болеть всю ночь, создавая ощущение, будто их крутит из стороны в сторону. Благо он взял с собой растирочную мазь, что приготовил ему семейный лекарь в Брасо-Дэнто.

Хрустнув досадно коленями, спиной, шеей и снегом под ногами, сэр Рэй плотнее закутался в плащ и уже затопал было назад, к рощице, за деревьями которой виднелся лагерный костер, как вдруг услышал сдавленный стон. Развернувшись, он увидел, как лицо графа перекосилось. Тот вскочил, дрожа всем телом, и затем, с трудом совладав с собой, замер. Взгляд его был обращен к Югу.

– Он не мог… Не мог разорвать связь… Почему он ее разорвал! Почему? – шептал он сдавленно.

В это же время на Юге горел факелом дворец Элегиара. В это же мгновение во тьме позади Юлиана, идущего к реке, сверкнул клинок, и отрубленные сначала голова, потом рука упали на пол. Браслет с тонким, протяжным звоном лопнул, а из руки излилась черная кровь.

Не Юлиан оборвал связь, а браслет, задача которого состояла в том, чтобы за несколько лет вобрать в себе дар других старейшин, связанных узами родства. Именно с помощью этого родства, созданного после обмена кровавыми клятвами в 1213 году, Летэ следил за теми членами совета, в которых дар уже укоренился.

– Что? Мой лорд, что случилось? – не понимал сэр Рэй. Он наблюдал, как на лице графа сменяли друг друга растерянность и страх.

Но Филипп молчал. Он в недоумении замер и словно чувствовал, что сейчас последует удар еще сильнее. А спустя пару минут тело его вдруг изогнулось в жуткой вспышке боли, и он рухнул наземь, как подкошенный. Перед его глазами встал образ умирающего страшной смертью Ярвена Хиамского, который не вовремя оказался рядом со своим опекаемым, когда к тому явился Гаар. И это была не просто передача дара, а смерть, самая настоящая. Снова новая вспышка боли, уже слабее – и Генри исчез из сознания всех, как исчез до этого и Юлиан.

Пока старый рыцарь кинулся к мечущемуся в агонии графу, волна эта прокатилась по всему Северу, вплоть до самых забытых богами мест. И уже после всего этого вдруг встал перед глазами всех незыблемый ранее образ Мариэльд, который растворился так же, как растворились Генри и Юлиан.

Летэ фон де Форанцисс зарыдал с рычанием больного, старого зверя, опрокинул рабочий стол, за которым сидел, и рухнул наземь.

Пайтрис фон де Форанцисс вскрикнула и очнулась от долгого сна со слезами горя на глазах.

Горрон де Донталь, вымученно улыбаясь, принял удар от оговоренной череды смертей и прерываний родства, спрятавшись в комнатах горящего замка, чтобы переждать.

Барден Тихий поднялся в кровати в башне среди гор, хватаясь ручищами за седо-рыжие космы. Натужно и тяжело вздохнул, как старый медведь, которого разбудили от спячки.

Теорат Черный и Шауни де Бекк очнулись от мучительной боли рядом друг с другом; и на лицах их было написано скорее удивление, чем ужас.

Амелотта де Моренн истерично закричала на постоялом дворе по пути в свое герцогство, не веря произошедшему.

Марко Горней проснулся в пещере среди снегов. Он оглянулся, освобождая разум от оков сна. Коснулся пальцами груди с торчащими ребрами, где билось иссушенное голодом сердце. И спустился со своего алтаря, отчего с него осыпались труха, листья, снег.

Винефред оторвался от тела девицы в кустах. По его телу пробежала судорога, и старик, походящий более на вурдалака, чем на человека, отполз за груду дров в старой деревне, расположенной в независимых землях нейлов. Он переждал вспышку боли, вытер окровавленный рот, переглянулся с товарищем Сигбертом, который тоже бросил другое тело: юное, теплое.

Ольстер Орхейс, который лежал у костра, резко крикнул от боли, разбудив слуг. Он уже почти миновал Солраг, и его обозы были готовы вот-вот въехать на скалистые земли ярла.

Асска, красивое лицо которой было перекошено в маске смертельного испуга, вбежала к своему отцу и мужу в кабинет. Она потянула уж было к нему свои белые руки, но, испугавшись уже его изуверского вида, вдавилась от ужаса в стену.