На следующий день императрица сама выговорила Дашковой: «Что я вам сделала, что вы распространяете произведения опасные для меня и моей власти?» Что дало Екатерине II право винить княгиню? С момента ареста Радищева прошло четыре года, сменился круг действующих лиц при дворе. И все же наша героиня сама объединила события 1790 и 1794 годов. Видимо, в сознании мемуаристки они были связаны, вытекали одно из другого.

Будучи главой Российской академии и крестной матерью «Словаря», Дашкова самое пристальное внимание обращала на так называемых «молодых авторов», от которых ждала очищения и развития русского языка в соответствии с выработанными нормами. Среди них Радищев уже с 70-х гг. занимал не последнее место. Так, он поддерживал тесные контакты с издателем и просветителем Н.И. Новиковым в петербургский период его жизни. В 1772 г. в новиковском журнале «Живописец» был помещен «Отрывок путешествия в *** И*** Т***» – первоначальный набросок одной из глав уже тогда задуманного «Путешествия из Петербурга в Москву»{965}. Созданное Новиковым в 1773 г. «Общество, старающееся о напечатании книг» издало переведенное Радищевым сочинение французского революционного писателя Мабли «Размышление о греческой истории». Тогда же Радищев активно посещал общую с Новиковым масонскую ложу «Урания». Когда просветитель уехал в Москву и создал там при университетской типографии новое литературно-философское общество, Радищев оставался в Петербурге, но не прервал старых связей. В 1784 г. в Северную столицу перебралась группа бывших московских студентов. Они решили устроить на новом месте литературное объединение подобное московскому. Так возникло «Общество друзей словесных наук», с которым в разное время сотрудничали Г.Р. Державин, И.А. Крылов, И.И. Дмитриев, Н.М. Карамзин, А.С. Шишков и др.

В «Обществе друзей» Радищев занял исключительное положение. Благодаря высокому посту, немолодому возрасту и финансовым средствам, находившимся в его распоряжении, он активно влиял на жизнь объединения. Его коллеги-литераторы, вчерашние студенты, еще не продвинувшиеся по службе, во многом зависели от покровительства. Общество издавало журнал «Беседующий гражданин», Радищев брал на себя заботу о прохождении публикуемых текстов через цензуру{966}. Он же устроил подписку на журнал через книгопродавца Мейснера, который одновременно служил у него под началом мелким таможенным чиновником{967}.

Некоторые статьи Радищева уже отличались революционностью. Так, «Беседа о том, что есть сын отечества» содержала критику крепостного права, развитую затем в «Путешествии из Петербурга в Москву». «Не все рожденные в Отечестве достойны величественного имени сына Отечества (патриота), – начинает автор свою “Беседу”. – …Кому неизвестно, что имя сына Отечества принадлежит человеку, а не зверю… Известно, что человек существо свободное, поскольку одарено умом, разумом и свободною волею… Но в ком заглушены сии способности, сии человеческие чувствования, может ли украшаться величественным именем сына Отечества? Он не человек, но что? Он ниже скота…»{968}.

Дашкова назвала Радищева «молодым человеком», хотя в 1790 г. тому исполнился 41 год. Он родился в 1749 г. и был всего на шесть лет младше княгини. Кроме того, Радищев занимал весьма высокий (и доходный) административный пост сначала заместителя, затем начальника петербургской таможни. Был хорошо известен при дворе, где начинал карьеру еще пажом. Затем за личный счет государыни обучался в Лейпцигском университете (таких особо выделенных августейшим вниманием пансионеров было немного). Пользовался доверием и покровительством Александра Воронцова, по его протекции получил из рук императрицы орден Св. Владимира. И, наконец, был женат на А.В. Рубановской, воспитаннице Смольного монастыря одного из первых выпусков, а эти девушки пользовались личной заботой и вниманием Екатерины II.

Таким образом, Радищев никак не мог быть для Дашковой просто «молодым писателем», имя которого она впервые услышала в Академии. Напротив, он, что называется, входил в «свой круг» близких друзей семейства Воронцовых. Тот факт, что под пристальным взглядом главы Российской академии оказалось «Житие Федора Ушакова», говорил об определенном статусе писателя. Он стал тем, на кого обращали внимание.

Работа об Ушакове княгине не понравилась. Мысли и язык Радищева княгиня не без основания находила «неразработанными» и «опасные по нашему времени». Не для печати им уже была написана ода «Вольность».

«Ликуйте склепанны народы,

Се право мщенное природы

На плаху возвести царя».

Это была уже не оппозиционность, а революционность. От таких строк Дашкова могла бы вздрогнуть. Через три года после публикации «Путешествия…», в беседе с Екатериной II княгиня скажет примечательные вещи. «Неужели здесь хотят тех же ужасов, которые мы видим во Франции? – спросила императрица. – …Когда человеческое сердце злое, оно хочет несчастья других людей». «Одно злое сердце на это не способно, – возразила наша героиня. – Нужно еще иметь безрассудную голову: ведь дурное сердце может привести человека к злобе и мстительности, но оно не заставит его… жаждать потоков крови… Радищев запутался в метафизике и потерял рассудок».

«Неразработанный» язык «Жития…» не понравился Дашковой едва ли не также сильно, как мысли автора. Княгиня и ее сотрудники прививали обществу очищенные от архаики нормы грамматики. А тут, точно по недоразумению, на них со страниц брошюры дохнуло бессмертным стилем «Телемахиды» В.К. Тредьяковского. Не зря сотрудники показали княгине брошюру как пример незнания русского языка.

Они ошибались. Автор «Жития…» не просто не знал, он знать не хотел их трудов. Изящество слога, легкий язык, «гладкопись» – все это было глубоко чуждо Радищеву. Его интересовали необычные, неудобные языковые формы. Например, в поэзии он презирал столь любимый отечественными стихотворцами четырехстопный ямб, зато экспериментировал с гекзаметрами и сафической строфой. Обожал, когда обилие согласных звуков, буквально наезжает друг на друга в одной строчке. То же происходило и в прозе. Обширное использование церковнославянизмов, длиннейшие предложения по 7–8 строк, обороты, не лезущие ни в какие грамматические нормы: «идущу мне, нападет на меня злодей», «муж и жена… обещиваются прежде всего на взаимное чувств услаждение» – все это характерные особенности радищевской стилистики.

Без преувеличения можно сказать, что княгиня и ее сотрудники отстаивали одну линию развития русского литературного языка – к максимальной простоте и понятности. А Радищев – принципиально другую – к архаике, усложнению, экспериментам с лексикой и грамматикой.