— Я, наверное, не достойна вас! — сердито воскликнула я, чтобы скрыть, какое удовольствие доставил мне этот простенький подарок. Для меня он был бесценным.

— Это так. Мама заклеймила бы вас как неисправимую эгоистку и первостатейную развратницу. — И добавил, заметив, как сошлись на переносице мои брови: — Да не переживайте! Обо мне она была не лучшего мнения…

Он что, не умел говорить серьезно? Я так рассердилась, что даже зашипела. Виндзор целовал меня, пока я не утихомирилась. Впрочем, он, конечно, был во всем прав.

— И вы действительно откажетесь от блестящей должности? — поинтересовалась я. — Если не выйдет по-вашему? — Кто знает, как может поступить такой загадочный и противоречивый человек?

Его лицо раскраснелось от радости одержанной победы.

— Они никогда этого не узнают. И вы тоже.

Когда Виндзор отбыл в Шербур, он до кончиков ногтей выглядел могущественным английским наместником: доспехи начищены до блеска, богато расшитый чепрак коня сверкает золотом, новый камзол и сапоги за версту указывают на высокое положение своего хозяина. Порт и хорошо укрепленный город Шербур Англия получила на выгодных условиях от Карла Наваррского[109], а должность коменданта сулила своему обладателю и почет, и немалые доходы. Я смотрела, как удаляются к горизонту его повозки и вьючные мулы, и не сомневалась, что Виндзору доставит немалое удовольствие трудная задача удерживать в узде новое владение Англии и взыскивать пошлины с тамошних купцов. В последние дни энергия так и бурлила в нем. После вынужденного возвращения из Ирландии жизнь казалась ему слишком пресной. Виндзор так же мало, как и я, подходил на роль сельского помещика.

А как же прелести домашнего очага — ведь можно было дожить в любви и согласии до глубокой старости?

Ни за что. Любовь у нас была настоящая, это она исцелила мою исстрадавшуюся душу. Но мы с ним оба были слишком независимы, чтобы полностью опереться друг на друга.

— Поезжайте со мной! — предложил он уже в одиннадцатом часу, когда кони нетерпеливо били копытами и приплясывали на месте от нетерпения. — Уложите быстренько вещи, и поедем в Шербур.

Его взгляд манил меня, голос звучал повелительно, сильные руки сжимали мои запястья. Клянусь Пресвятой Девой, я испытывала сильное искушение послушаться его. И все же…

— И что мне там делать? Сидеть в светелке и вышивать алтарный покров, пока вы разыгрываете из себя великого человека?

— Вы могли бы развлекать купцов и их женушек, побуждая их наполнять золотом английские сундуки.

Я вопросительно подняла брови.

— Можно ведь скупать имения в самом Шербуре и в его окрестностях.

Я покачала головой.

— Можно наряжаться в шелка и парчу, носить изумруды и играть роль леди де Виндзор просто для собственного удовольствия.

— Были у меня и шелка, и изумруды. В прошлой жизни.

— Другим женщинам такая жизнь понравилась бы. — Он торопился, но губы его очень соблазнительно касались моих висков, губ…

— Я — не другие женщины.

— Да, это правда. — Он криво улыбнулся. — За одно это я вас люблю. Ну что ж, оставайтесь и управляйте моими поместьями. — Он снова поцеловал меня, потом подхватил Джейн, поднял ее высоко-высоко. — Присмотри ради меня за госпожой своей матушкой. И не позволяй ей становиться слишком воинственной, коль кто-то замешкается с исполнением хозяйской воли.

Джейн хохотала, вертелась в его руках и не очень-то понимала полученные наставления. Джоанна, вдруг застеснявшись, спряталась за моими юбками, а Отважная не замедлила последовать ее примеру.

— Прощайте, моя Алиса.

— Счастливого пути, Вилл. Берегите себя.

С тем он и уехал.

Я рыдала в тиши своей спальни. Тихонько плакала в дальнем углу большого сарая, где никто не мог меня услышать. Откуда взялось столько слез, которые я проливала по одному неблагодарному мужчине? Я тосковала по нему. Ах, как я по нему тосковала! Слезы слепили меня, и я снова и снова повторяла: «Надо было поехать с ним вместе. Ты сама во всем виновата — кто мешал тебе поселиться по ту сторону Ла-Манша?» Формально угроза изгнания все еще висела надо мной: новый парламент пока еще не был созван и не мог, следовательно, пересмотреть мое дело, — однако Виндзор не сомневался в положительном решении, а пока я жила под его кровом, мне ровно ничего не грозило. Что с того, что мне нечем было бы там заняться, кроме как отдавать распоряжения по хозяйству, орудовать иглой да сплетничать с купчихами? Зато я была бы вместе с Виндзором.

«Он уехал! Он меня покинул! И как мне теперь жить без него? Кто меня утешит? А что я стану делать, если он меня вообще забудет?..»

— Пресвятая Дева! Как ты еще смеешь называть себя здравомыслящей женщиной! — одергивала я себя.

«А если я когда-нибудь не смогу вспомнить его лицо, его волосы?..»

«Но ведь ты прекрасно жила, пока он был в Ирландии. Хватит хныкать!»

И я принималась за работу, которая всегда и всем помогает отвлечься от дурных мыслей. Я поступила так, как захотела сама. Как бы я ни блаженствовала в обществе Виндзора, как бы сильно ни нуждалась в нем для того, чтобы чувствовать себя счастливой, жизнь супруги коменданта Шербура меня не привлекала, да и слишком велика была тяга к моим поместьям, все еще считавшимся конфискованными. Потому-то я и оставалась в Гейнсе со своими подраставшими дочерьми и с Отважной — теперь уже поседевшей, но по-прежнему гонявшейся в саду за кроликами, — а Виндзору писала длинные письма с изложением множества подробностей. Время от времени он на них отвечал, когда выдавалась свободная минутка.

И каждый раз я снова рыдала.

Его наезды домой приносили мне счастье. Для него путь был не так уж долог, но мне всегда казалось, что он приезжает слишком редко.

* * *

— Алиса! — Он сиял, как всегда. — Подите сюда, встречайте своего господина и повелителя.

— Не вижу ни господина, ни повелителя. — Я искоса посмотрела на него, почти как в ту самую первую нашу встречу, только теперь я сидела в седле, возвышаясь над Виндзором. Сердце колотилось так бешено, что я могла упасть с седла прямо к его ногам. — Мы разве знакомы?

Он оглушительно рассмеялся, и внизу живота у меня все запылало от нахлынувших желаний.

Я вернулась в Гейнс после объезда поместья: пришлось решать спор о меже, разгоревшийся между двумя твердолобыми арендаторами, — и застала дома обычный для приездов супруга беспорядок. Виндзор был в центре событий, распоряжаясь, куда вести лошадей, куда относить поклажу; увидев меня, он зашагал навстречу. На лице сияла та самая дьявольская улыбка, которая пробудила мое любопытство к нему давным-давно, при дворе Эдуарда.