Я отыскала Томаса Вебстера в маленькой убогой комнатенке, где он сидел среди свитков пергамента, печатей и ленточек, которыми перевязывают документы; комнатка вся пропахла чернилами и запыленными хартиями. Сколько воспоминаний о минувших днях будил во мне этот запах! О благополучных днях. Когда я переступила порог, мастер Вебстер недовольно оторвался от бумаг, увидел меня и сразу отослал прочь своего писца. Я решила, что это предвещает мало хорошего.

— Здравствуйте, мастер Томас Вебстер! — Я остановилась прямо у его стола, уперев руки в бока; он медленно поднялся с табурета.

— Здравствуйте, мистрис Перрерс…

— Они сохранились?

Он хорошо понимал, что привело меня в это логово. Опустил глаза, уставился на свою руку, которая поигрывала пером. Он знал, о чем я спрашиваю: о документах, подтверждающих, что помилования были даны по распоряжению Гонта.

— Уверен, что сохранились, мистрис.

— Вы найдете их мне? Выступите с ними на суде как мой свидетель?

— Нет, мистрис.

Ну по крайней мере откровенно.

— Почему же?

— Вы сами знаете почему. — Теперь он посмотрел мне в глаза. — Мне должность дороже.

— И вы не поможете мне доказать, что моя высылка была отменена милордом Гонтом?

Он даже не дал себе труда ответить на этот вопрос.

— А кто может помочь? — настойчиво спросила я. — Кто может помочь мне?

Он швырнул перо с измочаленным острием на стол, лицо не выражало ничего, словно передо мной был не живой человек, а свежеиспеченный пирог. Ему и отвечать было незачем. Как показали дальнейшие бесплодные поиски, на которые я потратила всю вторую половину дня, помочь мне не хотел никто. Королевские законники исчезли из поля зрения, забились в щели каменных стен, обшитых деревом, словно тараканы, когда к ним подносят свечу. Те же, кого мне удалось прижать к стене, демонстрировали поразительную потерю памяти.

— Безнадежно! — воскликнула я, встретившись в тронном зале с Виндзором, у которого вид был необычайно встревоженный.

— Значит, Вебстера уломать не удалось?

— Вебстер — ублюдок, который заботится только о себе самом!

— Слуги Эдуарда тоже совершенно не склонны к сотрудничеству, — заметил он. — Нашел я, однако, одного, который может оказаться человеком порядочным…

— И сколько вы ему заплатили?

— Лучше не спрашивайте! Я не стал бы ставить на то, что в конце концов он явится на заседание, но он хотя бы не отказался сразу.

Это не вселило в меня больших надежд. Если законник, имея в руках все необходимые юридические документы, не желает вступиться за истину, то как же можно ожидать, что паж или простой слуга посмеет выступить против воли парламента?

— Не спешите сдаваться, Алиса, — сказал Виндзор очень мрачно. — Хотя бы до тех пор, пока не будет зачитан окончательный приговор. Надежда умирает последней.

— Я не настолько верю в успех.

— Как и я! Но мы оба не смеем сдаваться, пока сражение еще даже не началось! — Меня неприятно удивила его неожиданная резкость, но Виндзор тут же взял меня под руку и повел к скрытой занавесью двери в конце коридора.

— Чем мы займемся теперь? — поинтересовалась я.

— Переворошим кухни в поисках эля и чего-нибудь такого, что сойдет за обед. А потом понаблюдаем за моим ненадежным свидетелем. — При этих словах он улыбнулся довольно хищно. — Если он передумает, мы сделаем все возможное, чтобы он передумал снова!

В ту ночь нам почти не пришлось спать.

Десять часов. Любимые часы Эдуарда в Хейверинге должны пробить десять раз. Комитет, которому было поручено выслушать и взвесить представленные мною свидетельства, собрался в меньшей комнате, способной вместить только полдюжины членов комитета да саму обвиняемую. И свидетеля, если отыщется такой храбрец. Или непроходимый глупец…

Я вошла в помещение и сделала реверанс избранным лордам, восседавшим за большим столом, который надежно отгораживал обвинителей от обвиняемой. Я переводила глаза с одного из них на другого, пытаясь определить, от кого именно будет зависеть моя судьба.

Атмосфера в комнате была холодна, как лед.

В центре восседал сам Гонт — он председательствовал при рассмотрении дела против меня. Былой сторонник, союзник, который изо всех сил добивался моей поддержки; тот, кто отменил мое отлучение от двора и позволил мне возвратиться к Эдуарду.

И он будет беспристрастно судить меня?

Я медленно сделала глубокий вдох, борясь со вновь вспыхнувшим во мне смертельным страхом. Что толкнуло его на такие действия? И какое влияние на вынесение окончательного решения будет иметь присутствие столь высокопоставленного лица? Впрочем, этот вопрос был излишним. Ответ на него был виден не хуже, чем черно-красный атлас его роскошного камзола. Я посмотрела ему в глаза. Он ответил мне таким же откровенным взглядом. Если я надеялась отыскать хоть одного друга среди лордов, то, выходит, жестоко заблуждалась. Впрочем, ему-то я ведь никогда и не доверяла, правда? И правильно делала. Присутствие Гонта, как я отлично поняла, уничтожает единственную слабую надежду, за которую я еще держалась, пусть и не очень крепко: в течение бесконечной предыдущей ночи я утешала себя тем, что он может выручить меня снова. А он пришел сюда, чтобы покарать меня. Добившись примерного наказания для меня, он сможет уничтожить все свидетельства того, что в прошлом мы с ним работали рука об руку. Он вышел на охоту со взглядом твердым и холодным, как гранит. Ждать помощи отсюда не приходится.

— Мистрис Перрерс…

Допрос снова вел граф Генри, и я обратила свой взор на него. Не столь уж важно, конечно, кто именно задает вопросы. Гонт мог и не брать на себя задачу получить мои показания лично, но самим своим присутствием он направлял весь ход судебного заседания. И я опасалась, что исход будет таким, каким захочется ему.

— Мистрис Перрерс, мы готовы взвесить показания в защиту вашей невиновности. Отыскали ли вы какого-либо законника, который может прояснить причину помилования Лайонса? Нашли какие-либо документы?

— Нет, милорды, не нашла.

— В таком случае обвинение против вас остается в силе и вас следует полагать виновной. — Как ласково звучал его голос! И как ядовито!

— Я нашла человека, который может высказаться в мою защиту, — объявила я.

— Вот как? — В этом коротком восклицании чувствовалось большое недоверие, и холод охватил мою душу до самых глубин.

— Я желаю вызвать для дачи показаний Джона Беверли, — сказала я.

— А кто он?

— Слуга из свиты короля Эдуарда. Его камердинер. Человек, которому король — покойный король — доверял безгранично.

— Что ж, мы готовы выслушать его.

Отворилась дверь у меня за спиной. Я молилась, молилась изо всех сил, чтобы Джон Беверли никуда не сбежал.