Роман «По ком звонит колокол» оказался правильной книгой, появившейся в нужное время. Она задела за живое многих американских читателей. Роман вышел из печати вскоре после немецкого вторжения во Францию, когда люди все больше стали поддерживать борьбу с фашизмом, и такой персонаж, как Роберт Джордан, отдавший этой борьбе жизнь, принимался с распростертыми объятиями – несмотря на очевидные симпатии к коммунизму в романе. Гэри Купер только что получил «Оскара» за «Сержанта Йорка» (1941); фильм стал откровенным призывом к американцам отказаться от изоляционизма и присоединиться к праведной борьбе. Кроме того, теперь привычный хемингуэевский акцент на практических, прикладных навыках, воплощенных в Роберте Джордане, и сделал роман (и героя) путеводной нитью к тому, каким образом американцы могли бы изменить мир, нуждавшийся в переделке, не утрачивая в качестве, который сделали такими непохожими на все остальные нации. По сути, тот факт, что Джордан прибывает в партизанский лагерь Пабло и сразу же признается лидером, и его нежелание согласиться с этой ролью, польстил бы мнению американцев о самих себе.

Было бы удивительно, если б Эрнест не чувствовал себя на вершине блаженства, даже при всех эмоциональных утратах из-за развода. В позднем письме к искусствоведу Бернарду Беренсону Эрнест сообщил, что в то время Марта говорила ему: «Мы великаны, мы можем попирать весь мир ногами». Нет причин сомневаться, что так она и сделала бы; Марта обладала высокопарным языком и идеализированным представлением о себе – а на данном этапе и о мужчине, который скоро станет ее мужем. Ее слова произвели на Эрнеста впечатление и настолько польстили ему, что он упоминал об этом полете самолюбования даже через несколько лет; каковы бы ни были ее точные слова, они напоминали фразу Эрнеста, сказанную им среди друзей, что они с Хэдли «принц» и «принцесса», к немалому ее смущению. И все же – у каждого только что вышла книга (одна из них была бестселлером), только что вернувшиеся с войны против фашизма, в которую они окунулись с головой, подстриженные, загоревшие, отдохнувшие на гламурном курорте – неудивительно, что Эрнест и Марта чувствовали себя на вершине мира. Развод с Полин был оформлен 4 ноября, и Эрнест с Мартой не стали терять время даром и поженились семнадцать дней спустя в Шайенне перед мировым судьей. Эрнест заметил, как «чудесно узаконить отношения» после четырех лет сожительства.

И все же брак был заключен на шаткой основе. После длительной служебной командировки в Финляндию Марта расписалась перед Эрнестом в странном «обязательстве». Полин вкладывала в брак огромную энергию; все, что не относилось к комфорту, счастью или работе мужа, в том числе дети, имело для нее второстепенное значение. Марта не ставила собственную работу на второе место, хотя иногда она испытывала некоторую двойственность и замешательство. Но по крайней мере поначалу Марта «обязалась», что главными считает интересы Эрнеста, и призналась, что после замужества возьмет его имя.

Полин, пожалуй, испытала легкое удовлетворение оттого, что Эрнест в некоторых своих замечаниях признает вред, который он ей причинил, бросив жену ради Марты. При этом сделаны такие замечания были в контексте длительной кампании по очернению Марты. Точно так же, как в свое время он обвинял Полин в том, что она «похитила» его у Хэдли, как будто он был вообще ни при чем, Эрнест начнет жаловаться (матери Марты, всем), что брак с Мартой стал «просто дурной шуткой, разыгранной со мной осенью 1936 года, и соль этой шутки заключалась в том, что мне пришлось расстаться с детьми и пятьюстами долларами ежемесячно ради жизни как в дурной шутке». Впрочем, в разговоре с Бернардом Беренсоном он будет более справедлив к Полин и признает, что знал, когда оставил Полин и мальчиков ради Марты, что его обольстили.

К несчастью, Марта и Эрнест поняли, что повседневная жизнь бок о бок друг с другом полна мелочных ссор и бесконечного приноравливания. Марта охотно выпивала с Эрнестом (как и Полин), но при этом его пьянство беспокоило ее. Марта решила перебраться в «Финку» отчасти потому, что не могла больше выносить бардак, который Эрнест устраивал в гостиничном номере в «Амбос Мундос». Один очевидец рассказывал о «грудах книг и брошенных на полу газетах» в номере, где жил Хемингуэй, а другой вспоминал о номере Эрнеста в другой гостинице: «Вы вряд ли видели – или бывали – помещение, в котором был бы такой кавардак». Эрнест не жил на одном месте достаточно долго, чтобы его начинали считать барахольщиком, но все к тому шло; он сберегал каждый клочок бумаги, попадавшийся ему на глаза. Видимо, эту привычку он усвоил от отца, и уже в парижские годы Эрнест оставлял после себя кипы бумаг, если ему приходилось переезжать, имея едва ли смутные планы относительно последующего возвращения. Позднее, когда Марта наводила порядок в «Финке», она обнаружила среди стопки бумаг десять или двадцать лотерейных билетов, которые они с Эрнестом обналичили за 60 долларов. Другой очевидец позже рассказывал, что на Кубе Эрнест «хранил все печатные материалы».

В письмах к друзьям Марта называла Эрнеста «свиньей», хотя поначалу имела в виду нежное прозвище. Сама она была очень брезглива и много времени уделяла здоровью и уходу за собой – над чем Эрнест только издевался. Эрнест нередко показывался на люди в неопрятном виде, даже за пределами «Финки» он часто появлялся в тапочках или обуви со стоптанными пятками и неряшливых шортах, подвязанных веревкой. После того, как они подружились с Гэри Купером, Марта постоянно сравнивала внешность Эрнеста и актера и призывала Эрнеста одеваться так же аккуратно, как Купер, и больше уделять внимания внешнему виду. Эрнест редко принимал ванну, вместо этого обтирая тело губкой, смоченной в спиртном; кроме того, он говорил, что на Кубе все время был в воде, и в бассейне, и на «Пилар». Впрочем, в глазах публики Эрнест и Марта оставались стильной, даже гламурной парой.

На курорте Сан-Валли они позировали «Паппи» Арнольду для ряда фотографий, на которых мы видим усатого, сурового, полноватого Эрнеста и Марту, стройную и загорелую блондинку, уверенно держащую ружье. На школьных каникулах к ним приехали Грегори и Патрик, и самым незабываемым событием для сыновей Эрнеста стала охота на зайцев: вчетвером они убили почти четыреста зайцев, причем вклад мальчиков составлял примерно по восемьдесят зайцев на каждого. Правила, которым учил Эрнеста Эд Хемингуэй, что ты должен съесть все, что убил, кажется, давно отошли на второй план.

После свадьбы Эрнест и Марта решили провести медовый месяц в Нью-Йорке. Они сняли номер в гостинице «Барклай» и пробыли там около двух недель. Приезжал Джек из школы «Сторм кинг» на два уик-энда, и Эрнест преподал ему несколько уроков по боксу в тренажерном зале Джорджа Брауна, вспоминая, как когда-то мальчик обучался корриде. В одну из встреч по поводу детей в предыдущем месяце Эрнест повидался с Хэдли и ее мужем Полом Морером, которые пришли к тропе возле ранчо «Л-Бар-Т». Хэдли, Пол и Джек прогуливались пешком, когда Джек отошел в сторону; вернувшись на тропу, он «обрадовался», увидев «папу, Пола и мать», которые сидели у тропы и разговаривали. Джек, который, как и многие дети разведенных родителей, мечтал о том, как мама и папа снова вместе, был очень растроган: «Замечательно было видеть, что моя мать, отец и Пол сидели все вместе и разговаривали вот так». Но вероятно, что этот день запомнился Джеку и потому, что случилось тогда. Было 1 сентября. Когда Эрнест ждал в машине на том месте, где должен был встретиться с Морерами и Джеком, он включил радио и услышал новости. Германия вторглась в Польшу, а Великобритания и Франция объявили войну Германии. Мир охватывала война, и все, что произошло дальше, навсегда останется в памяти и Джека, и «Папы».