– Знаете, – сказал Кристофер, – я всегда считал, что каждый человек имеет право на второй шанс. Жизнь одна, другой не будет. От совершенных ошибок никуда не денешься, и мы должны жить с ними.

– Верно, – пробормотал Алистер.

– И все равно, – настаивал Томас, – мы не можем ее простить.

Алистер поморщился, словно от боли, и Томас добавил:

– Я хочу сказать, мы не можем простить ее от имени Джеймса, если он сам не сделает этого. Только Джеймс имеет на это право.

– Я до сих пор очень зол на нее, – сказал Джеймс, – но в последнее время начал понимать, что должен справиться со злобой и другими негативными чувствами. Я хочу двигаться вперед, а гнев, озлобленность, обида мешают. Кроме того… – Он помолчал и сделал глубокий вдох. – Я понимаю, что пройдет какое-то время, и она вернется в Анклав. Я не знаю, как мне общаться с ней после этого. Не знаю, смогу ли я спокойно смотреть на нее.

– Тебе не придется с ней общаться, – хрипло произнес Джесс. – У матери остались деньги, состояние Блэкторнов, и теперь они перейдут к Грейс. Мы купим для нее дом где-нибудь за городом. Я попрошу ее только об одном: чтобы она никогда больше не приближалась ни к тебе, ни к твоим родственникам и друзьям.

– Но не покидай ее, не оставляй в полном одиночестве, – попросил Кристофер. – Джесс… она живет только ради тебя. Ты – единственный, кто был добр к ней. Не бросай ее одну во мраке.

– Кит, – с упреком произнесла Анна, – нельзя быть таким мягкосердечным.

– Я говорю это все не потому, что я наивен или глуп, – упрямо сказал Кристофер. – А потому, что способен размышлять не только о колбах и пробирках, хотя вам это, возможно, странно слышать. Мне приходилось наблюдать, как ненависть отравляет человеку душу. Она вредит не обидчику, а обиженному. Грейс ни от кого в этой жизни не видела добра. Да, она в свое время не пощадила Джеймса, но, если мы попытаемся отнестись к ней с милосердием, зло, которое она причинила, утратит силу, подобно чарам демона.

Он повернулся к Джеймсу.

– Ты проявил необыкновенную силу воли, ты нес все это совершенно один, несколько лет. Позволь нам помочь тебе оставить ненависть и боль в прошлом. Ведь если ты не сделаешь этого, если тебя, да и кого-либо из нас, поглотит стремление отомстить Грейс, мы станем такими же, как Татьяна.

– Черт бы тебя побрал, Кит, – буркнул Мэтью. – Когда это ты научился так хорошо разбираться в людях? Я думал, ты умеешь только переливать содержимое одной пробирки в другую и кричать «Эврика!».

– Согласен, в пробирках я понимаю больше любого из вас, – улыбнулся Кит.

Они сидели в гостиной, потому что Мэтью выказал необъяснимое отвращение к идее перейти в комнату отдыха после долгого разговора в библиотеке. В конце концов они так ничего и не решили, но Томас догадался, что Джеймс почувствовал себя намного лучше. Он не видел на лице друга такой беззаботной улыбки уже много лет – наверное, со времен поступления в Академию. Друзья поклялись, что поддержат Джеймса во всем, что бы он ни предпринял дальше, и, разумеется, пообещали вечно хранить тайну. Джеймс сказал, что сообщит родителям, когда те вернутся из Идриса; насчет остального он не высказался определенно, но сейчас в этом не было необходимости. Он мог обдумывать дальнейшие шаги столько, сколько потребуется.

Когда они поднялись со своих мест, Ари сказала:

– Знаешь, Джеймс, я так рада видеть вас с Корделией счастливыми. Настоящая любовь побеждает не только в книгах.

Джеймс и Корделия выглядели довольными, хотя и несколько смущенными, но Мэтью сидел, уставившись на свои руки, и Томас с Кристофером обменялись быстрыми взглядами. Пока остальные обсуждали, как можно оправдать Эрондейлов и как избавить Корделию от Лилит, Мэтью незаметно выскользнул из комнаты, а Томас с Кристофером вышли следом. Кристофер предложил партию в вист, на которую Мэтью согласился, а Томас предложил пойти в комнату отдыха, против чего Мэтью категорически возражал.

И, к великому удивлению Томаса, когда они устроились в гостиной, а Мэтью достал колоду карт, на пороге возник Алистер.

Он принес с собой толстую книгу в кожаном переплете и вместо того, чтобы присоединиться к игре, сел на диван и погрузился в чтение. Томас ждал, что Мэтью с неприязнью уставится на непрошеного гостя или скажет что-нибудь язвительное, но он промолчал.

Время от времени Мэтью вытаскивал флягу Кристофера и проводил пальцами по гравировке; видимо, это была его новая нервная привычка. Но не пил из нее.

Когда Томас и Мэтью – как это обычно и бывало – проиграли Кристоферу большую часть наличных денег, в дверь постучали, и в гостиную заглянул Джеймс.

– Мэтью, можно тебя на минуту?

Мэтью не ответил.

– Плохая идея, – вполголоса произнес Алистер, глядя в книгу.

Мэтью окинул Алистера выразительным взглядом, потом швырнул карты на стол.

– Что ж, здесь я потерял все, что мог, – сказал он. – Теперь посмотрим, осталось ли у меня в этом мире еще что-то, чего я могу лишиться.

– Как-то слишком драматично, – заметил Томас, но Мэтью уже поднялся и вышел за Джеймсом в коридор.

Корделия видела, что разговор о браслете утомил Джеймса. Ему пришлось выдержать град вопросов. Друзья, конечно, желали ему добра и хотели помочь, но Джеймсу стоило большого труда удовлетворить их любопытство. Его расспрашивали о том, что он чувствует сейчас и чувствовал прежде, что теперь, по его мнению, будет с Грейс и Татьяной, вспомнил ли он разные подробности жизни и мелкие события, о которых забывал прежде и на которые не обращал внимания. Затем, разумеется, последовали извинения от каждого за то, что они не замечали ничего странного в поведении Джеймса, хотя он, проявляя завидное терпение, снова и снова объяснял, что магия браслета мешала окружающим адекватно оценивать его поступки. Она была подобна гламору, который защищал Сумеречных охотников в броне, их руны, а также существа Нижнего Мира от взглядов простых людей. Все они были околдованы в той или иной степени, говорил он. Браслет повлиял на жизнь всех его друзей.

Все это время Корделия пыталась приглядывать за Мэтью, но он почти сразу исчез, а Томас с Кристофером ушли, видимо, намереваясь его искать. Вскоре и Алистер, схватив с полки какую-то книгу, тоже вышел из библиотеки.

Наконец настал момент, когда Джеймс освободился. Те, кто остался в библиотеке, включая Люси, собрались у окна, чтобы наблюдать за снежной грозой. Джеймс подошел к Корделии и