— На самом деле мне все равно, Хартманн. Я прошу вас о помощи. Если у меня получится, то вы сможете выбраться отсюда и продолжить свои игры в ратуше, пока мы будем искать убийцу Нанны Бирк-Ларсен.

— Ничего вы не знаете, — выдавил он.

— Не знаю? Все было в вашем ежедневнике. Когда ваша жена заболела, доктора сказали, что ей нужно пройти курс лечения. Она отказалась, потому что была беременна и знала, что лекарства могли повредить ребенку. И тогда…

Теперь он смотрел на нее, и она подумала, что впервые видит Троэльса Хартманна испуганным.

— Должно быть, вы считаете себя виноватым. И чувство вины не отпускает вас ни на день. Что, если бы вы согласились? Она была бы жива. Может, и ребенок остался бы жив. А если нет, то у вас был бы шанс попробовать еще.

Голубые глаза Хартманна вспыхнули гневом.

— Да, вы считаете себя виноватым, — продолжала Лунд. — И в ту ночь вы поняли, что, как бы ни преуспели в вашем драгоценном пустом мире, заключенном в стенах ратуши, ваша жизнь и ваша любовь никогда не вернутся. И вы сдались. — Лунд кивнула своей логике. — Сильный, бесстрашный, порядочный Троэльс Хартманн проиграл битву своим демонам. И память об этом так вас пугает, что вы предпочли сгнить в тюрьме, чем признаться. Итак… — Она откинулась на спинку стула, улыбаясь ему. Довольная, что наконец-то в этом клубке из никуда не ведущих версий хотя бы одна линия достигла финала.

— Итак, вы поможете мне?

Она ждала, но напрасно.

— Вы обманываете себя, думая, что вам есть что терять. Нечего, Троэльс. Поверьте.

Майер получил список белых автомобилей, которые регулярно ставят на парковке городской администрации. Лунд приняла таблетку от головной боли и не стала смотреть список. Она вся выложилась при встрече с Хартманном, соединила все точки, дала ему об этом знать. И ничего не изменилось. По-прежнему путь к убийце Нанны Бирк-Ларсен был сокрыт тьмой.

Если не хочет говорить, то пусть гниет в тюрьме.

— Я проверил записи на выезде, — продолжал Майер. — Одна похожая машина выехала из гаража сразу после того, как Олав поговорил с Бремером.

Она взялась листок с перечнем машин:

— Какая?

— Вторая сверху.

— Филлип Брессау. Это же личный секретарь мэра. Что мы о нем знаем?

— Жена, двое детей. Правая рука Бремера.

— А машина?

— С тех пор на парковке не появлялась. На работу Брессау приехал на машине жены.

— Брессау…

Она встала, потянулась за сумкой.

Пять скорбных фигур у небольшой ямы, рядом на зеленой траве кучка выкопанной коричневой земли. Холодный и ясный зимний день. Среди голых деревьев хлопают крыльями голуби. Антон и Эмиль в черных зимних куртках, Пернилле, бледная и строгая, в бежевом плаще, одетая слишком ярко Лотта.

Старший смотритель кладбища был в зеленом рабочем костюме и резиновых сапогах. Он держал в руках бирюзовую урну.

Такую маленькую. И внутри ничего, кроме горстки пепла.

— Желаете сами опустить ее? — спросил он.

Пернилле взяла урну, нагнулась, положила ее в яму дрожащими руками.

Поднялась. Осмотрелась. Ей казалось, что все это сон.

— Там Нанна? — спросил Антон.

— Да, — ответила Лотта. — Теперь она прах.

— Почему?

Лотта не знала, что сказать.

— Потому что… так легче попасть на небо.

Мальчики переглянулись и нахмурились. Им никогда не нравились сказки, которые рассказывала Лотта.

— Разве не так, Пернилле?

— Что?

Лотта попыталась улыбнуться.

— Да, — кивнула Пернилле. — Все так.

— Когда приедет папа? — спросил Эмиль.

Смотритель кладбища принес большой венок с короной из роз.

— Чуть попозже, — сказала Лотта.

— А почему не сейчас?

Пернилле смотрела на венок.

— Что это? Я этого не заказывала.

Мужчина пожал плечами, уложил венок возле урны с прахом.

— Прислали сегодня утром.

— Кто?

— Я не видел карточки.

— Красивый, — вставила Лотта.

Пернилле мотала головой.

— Мы должны знать, от кого этот венок.

Лотта принесла несколько белых роз. Она дала племянникам по одному цветку и велела положить рядом с урной. Дети послушно сделали это, маленькие черные фигурки в ярком солнечном свете. Они могли бы сейчас играть на берегу Эресунна.

— Молодцы, — похвалила она их.

Пернилле оглядывала кладбище: небольшой квадратный пруд, заросший водорослями, заваленный гниющими ветками; надгробия, покрытые лишайниками. Отовсюду несло тлением. К горлу подкатывала тошнота.

Тогда она снова нагнулась, достала громоздкий венок и отдала его обратно смотрителю.

— Унесите его. Он мне не нужен.

Лотта смотрела на траву. Мальчики испуганно замерли.

— Мне не нравится это место, — сказала Пернилле. — Должно быть что-то получше…

Мужчина в зеленом костюме с венком в руках выглядел смущенным.

— Но вы сами выбрали его.

— Я не хочу хоронить ее здесь. Найдите другой участок.

— Пернилле, — произнесла Лотта, — это хорошее место. Мы все согласились. Тут красиво.

Возвысив голос, Пернилле Бирк-Ларсен повторила:

— Я не хочу этот венок. Я не хочу этот участок.

— Я ничем не могу помочь, — сказал смотритель. — Если вы хотите поискать другое место, обратитесь в администрацию кладбища.

— Сами обращайтесь в администрацию! Я платила вам, а не кому-то еще.

Она отвернулась и уставилась на пруд. Гнилая древесина. Водоросли. И человек в красном, шагающий по дорожке.

Вагну Скербеку хватило одного взгляда на Пернилле, после чего он сразу направился к Лотте.

— От него были известия? — спросил он.

— Нет. Где он?

Он искоса глянул на женщину у пруда.

— Прислали венок без карточки, — шепнула Лотта. — Вот она себе и напридумывала. Не знаю…

Скербек взял венок, подошел к краю воды.

— Пернилле, это от нас. Мы с Руди собрали в гараже деньги. Прости, мы не знали, что написать, поэтому отослали без карточки.

Она безучастно смотрела на него.

Он протянул ей лавровый венок с короной из роз.

— Это от всех нас.

Она покачала головой и опять направила взгляд в мертвую воду.