Лунд забрала Марка с вечеринки и повезла его к Вибеке. В машине работало радио. Передавали новости об аресте Хартманна по подозрению в убийстве Нанны и о том, что вопрос о снятии его кандидатуры с предстоящих выборов будет поднят на ближайшем заседании избирательной комиссии.

— А можно сделать потише? — буркнул Марк.

Она выключила радио.

— Хорошо повеселился?

Ее мозг никак не мог отвлечься от дела Бирк-Ларсен.

После долгой-долгой паузы он наконец выдавил недовольно:

— Угу.

— Я знаю, что всю эту неделю ты не ходил в школу. — Она оторвала на мгновение взгляд от дороги, глянула на сына, ожидая какой-нибудь реакции, которой не последовало. — Понимаю, тебе нелегко возвращаться в класс после того, как со всеми попрощался. Прости, что так вышло. Но уроки пропускать нельзя. Марк?

Он уставился в окно, в проносящуюся мимо них дождливую ночь.

— Я не потерплю этого, понятно?

Он что-то взвешивал в уме.

— А можно мне поехать к папе на пару дней?

Она смотрела на черную мокрую дорогу перед собой.

— Когда ты говорил об этом с Карстеном?

— Можно?

— Нет, нельзя. Когда ты с ним говорил?

— Но почему нет? Я же и так все время с бабушкой, а не с тобой.

— Ты знаешь своего отца. Он обещает, а потом… забывает.

Он вздохнул и уставился на приборную доску.

— А ты потом огорчаешься. Я этого не хочу. И к тому же они только-только переехали, у них своих забот полно.

— Он сказал, что не против.

— Когда вы разговаривали об этом? Скажи мне когда?

— Я не твой подозреваемый.

— Где ты был всю неделю? Чем занимался?

Он снова отвернулся к окну:

— У папы в доме уже все устроено. И у них есть комната для меня.

— Все равно этого не будет.

Марк демонстративно съехал на сиденье вниз, обхватил себя руками. Что поделаешь — переходный возраст.

— Я понимаю, Марк, тебе пришлось нелегко. Но ты не переживай, скоро я разберусь с делами. Ничего не изменилось, мы все те же.

— Все изменилось! Ты отлично это знаешь.

— Марк…

— Я не хочу больше говорить об этом.

— Марк…

— Это моя жизнь! — крикнул он пронзительно. — Я не принадлежу тебе!

Суббота, 15 ноября

В девять утра Марк стоял перед домом Вибеке со своими вещами. Лыжи, хоккейная клюшка, спортивные сумки и небольшой чемодан. Руки в карманах, на вид старше своих двенадцати лет. Лунд не смогла удержаться, подошла к нему, аккуратно застегнула доверху молнию на куртке, поправила воротник.

— И так хорошо, мам.

— Не хорошо. Сегодня холодно.

Все явственнее ощущалась зима, ветер кусал лицо. Еще один год подходил к концу. Марк рос, отдалялся от нее. Он не уклонился от ее прикосновения, и за это она была ему благодарна.

Сын не отрываясь смотрел вдаль, ему не терпелось уехать.

— Папа едет.

Блестящий красный «сааб». Спортивные шины, тонировка на окнах — мужские игрушки. Марк с радостной улыбкой смотрел на машину.

— Пока, — сказал он, потом собрал вещи, бросил их на заднее сиденье, сам плюхнулся на переднее.

Карстен опустил стекло. Выглядел он прекрасно: темное пальто, модные очки. Волосы слишком длинны для полиции, но с полицией он давным-давно распростился. Как и с ней самой. Карстен был честолюбив, но Лунд никогда не понимала природы его честолюбия. Оно измерялось не достижениями, как привыкла она, а деньгами и должностями.

Человек, за которым она когда-то была замужем, с которым спала и которого любила, улыбнулся ей, и на его безмятежном менеджерском лице мелькнуло что-то похожее на сожаление, даже на стыд. И один раз ты ударил меня, припомнила Лунд. Всего лишь раз. И — нет, я не напрашивалась.

Блестящий красный «сааб» покатился по булыжной мостовой. Лунд махала и улыбалась вслед им обоим и перестала в тот миг, когда машина завернула за угол.

— Привет!

Рядом с ней стоял Майер, в нескольких метрах — его припаркованная машина. Она и не заметила, как он подъехал.

— Он уезжает?

— Всего на несколько дней, — сказала она резче, чем хотела.

— Сначала швед. Теперь вот сын. Надеюсь, ваша мать не собирается вас покинуть.

Она не сразу решила, как оценить его слова. Нет, в его странном характере не было жестокости. Он был и прост, и сложен одновременно. И ей это даже нравилось.

— Есть новости о машине?

— Нет.

— Тогда нужно еще раз проверить стоянку возле ратуши.

— Может быть. Тут Брикс кое-что обнаружил, не знаю, как ему удалось.

Она молчала.

— Он наш босс, Лунд. Хватит уже идти ему наперекор. Никто ему ничего не приказывает.

— Бриксу не нужны приказы. Он знает, чего от него ждут.

На нем снова была та же байкерская куртка. Кожа уже не выглядела такой новой, как раньше.

— О чем это вы?

— Вы же не думаете, что Поуль Бремер снимает трубку, звонит Бриксу и говорит ему, что делать. Ему не нужно ничего говорить, потому что Брикс знает. — Она тоже знала: прижать Хартманна любым способом.

Она много об этом думала, сверяла свои выводы с каждым, даже самым незначительным событием в полицейском управлении из тех, что оставляли ее в недоумении.

— Это зовется властью. А мы… — Включая Тайса и Пернилле Бирк-Ларсен, добавила она про себя. — Мы не в счет.

— Брикс нашел информацию о недвижимости, которой владеет Хартманн. У него есть коттедж, о котором нам он ничего не говорил.

Из кармана его куртки появился листок. Лунд взглянула. Ткнула пальцем в штамп отдела регистрации имущества мэрии в правом верхнем углу:

— Интересно, как у нас оказался этот документ.

— Нужно взглянуть на этот коттедж. Брикс уже там. Вы поедете?

Коттедж находился в десяти километрах от города возле Драгёра, то есть относительно недалеко от дачного участка Кемаля. Перед коттеджем стояло шесть автомобилей, из них два без опознавательных знаков. По границе сада была натянута красно-белая заградительная лента. Одноэтажное деревянное строение, довольно скромное и обветшалое, окруженное запущенным хвойным лесом.

Возглавлял группу оперативников Свендсен. Лунд и Майер вошли в дом, слушая на ходу его отчет.