– Ничего личного! Обобщение. Мне тут недавнопришло в голову, что у человека двойственное отношение к тезкам. С однойстороны, недоверчивое, потому как другой Андрей или другая Лена явно самозванцыи настоящий носитель этого имени только ты, а в то же время кажется, что толькотезки его и понимают. Не так ли, Татьяна?

Таня засмеялась. Зная, что Гуго, как и Ягун,наделен даром болтать бесконечно, убаюкиваясь собственными речами, она решиланемного его притормозить.

– Я, между прочим, звала Абдуллу. Ты развеАбдулла? – спросила она.

Гуго последовательно оглядел себя, начиная слевой ноги, поразмыслил и предположил, что насколько он властен над фактами,Абдуллой он не является.

– А где Абдулла?

Гуго Хитрый заулыбался и, сделав характерноедвижение указательным пальцем над правым ухом, сообщил, что джинн ушел в астрали обратно его следует ожидать только в сопровождении галдящей толпы муз.

– Ну что, выдергивать его? – предложилон.

Таня покачала головой. От рассерженногоАбдуллы ответов не дождешься. Разве что свежеиспеченных проклятий из заветнойтетради.

– Я хотела спросить про этот котел, –сказала она.

Гуго перескочил на противоположную сторонунадгробия. Мелькнули пышные банты на туфлях.

– Ого! Да это копилка Древнира! Кто ее тутпоставил, интересно?

– Копилка? По-моему, это кипящий котел!

Гуго хихикнул.

– Ты опять попалась на внешность предмета,детка! В магическом мире все относительно. У фиалки может быть душа топора, воттолько рубить ею дрова не советую! Дрова, увы, будут смеяться, а фиалкасмертельно оскорбится. Если ты видишь копилку котлом, да еще кипящим, у тебявсе крайне запущено.

– Почему?

Гуго Хитрый обернулся. Проделал он это оченьсвоеобразно, лентой намотавшись на надгробие.

– Потому что это копилка несовершенных добрыхдел, несостоявшихся поступков, отыгранных назад благих намерений, неоказаннойпомощи, внутренней путанности и так далее. Копилка того хорошего и светлого,что могло состояться, но не состоялось. Однако все это, как ты понимаешь,никуда не исчезло и стало твоим долгом, который будет непрерывно накапливаться,пока его не заплатят.

– А если вообще не заплатят?

– Заплатят. Здесь или не здесь, но обязательнозаплатят, – заверил ее Гуго. – Пока же каждый, кто смотрит в этунишу, видит что-то свое. Такова была воля Древнира. У него тоже, увы, былидолги.

– А что видишь ты?

Гуго вымученно улыбнулся и как-то слишком лиходернул за букли свой парик.

– Да ничего! Только треснувшую глинянуюкопилку. Это потому, что в этом мире у меня никаких дел уже нет. Ни добрых, низлых. Я старый несуществующий болтун из собственной книжки. Я потому и торчу вэтом мире, что в том, другом, меня не ждут никакие особенные бонусы.

– Да ладно, не скромничай! – сказалаТаня, остро ощутив в голосе Гуго горечь.

Гуго не ответил. Он вскинул голову,прислушался и, взмахнув руками, растаял. Таня вновь хотела позвать его, новнезапно к мерному звуку капель добавился новый, лишенный ритмичности и потомубеспокоящий звук. Кто-то шел по коридору в ее сторону. Не желая ни с кемвстречаться, Таня беззвучно отодвинулась в дальний угол, поджала колени изатаилась за надгробием.

Из полумрака Таня увидела Медузию и ВеликуюЗуби. Чем-то огорченная Зуби смотрела себе под ноги.

– Я работаю ступенькой, и это чудовищногрустно. Хотя бы потому, что на тебя все время наступают, – недовольнопроизнесла она.

В пустом коридоре голос ее разнесся гулко иотчетливо.

– Ступенькой? – переспросила Медузия.

– Представь, что существует скала, на вершинекоторой ровное плато. Подняться на скалу можно только по вырубленной в скалелестнице. Тибидохс – такая лестница. Я – одна из ее ступеней. Тысячи учениковнаступают на меня, берут мои знания, поднимаются ввысь и – исчезают на плато,которого я даже не вижу. Вниз не спускается никто. Да и зачем благодаритьступеньку? За что? За то, что наступил на нее? Они переросли нас и исчезлигде-то там, наверху.

Пока Зуби говорила, они уже миновали нишу.Таня скорее услышала, чем увидела, что Медузия остановилась и всем теломповернулась к Зуби.

– Ну-ну! Что за детский сад? «Переросли» –громко сказано. То, что заяц прыгает на вершине горы, еще не означает, что заяцвыше горы. В остальном же, дорогая, ты меня удивляешь! Благодарности ожидаюттолько попрошайки, подсказавшие тебе название улицы, на которой сидят спротянутой рукой. И не притворяйся, что не знаешь этого. У тебя обычнаядепрессия.

Великая Зуби не стала спорить.

– Ты всегда была рассудительной, Меди. Но небудешь же ты утверждать, что сама ничего не боишься? Особенно сейчас, послеэтого урагана, когда улетели драконы и явился тот, кому задолжал Древнир. Сразутри знака, один за другим – точно стук в дверь ночью! И Сарданапал, заметь,предвидел все еще раньше, если решился нарушить запрет и обучить магспирантовратной магии!

Еще больше Таню изумил ответ Медузии. Слишкоммало он походил на ее обычные, категоричные, точно в бронзе отлитые ответы.

– Я боюсь так давно, что устала бояться.Особенно сейчас.

Последние слова Медузии донеслись до Таниприглушенно. Шаги удалились. Таня не решилась выглянуть. Для нее так и осталосьзагадкой: знала ли Медузия, что она здесь, рядом, или была слишком погружена всвои мысли, чтобы заметить ее.

«А ведь они люди… такие же, как и мы. Такие жесомневающиеся, мятущиеся, с такими же слабостями… И тоже не всегда знающие,что, зачем и почему», – подумала Таня с внезапным ощущением близости.

Это было странное ощущение. Тот, кто пять летназад казался непогрешимым и бесконечно мудрым, теперь виделся совсем иначе.Идеализм восприятия исчез, уступив место ощущению равенства. Первый вернейшийпризнак взрослости, который при лучшем раскладе останется лет на десять. Вхудшем же – навсегда.

«Сарданапал собирается обучать нас ратноймагии! А теперь вот и Медузия говорит о чем-то непонятном!» – подумала Таня.Эта простая, всего из двух звеньев, логическая цепочка завершалась выводом,который не мог не беспокоить.

* * *

С Лотковой и Ягуном Таня встретилась в«светлой» гостиной Жилого этажа.

– С ума сойти! Из нас растят военщину! И,самое неприятное, в такую рань! – зевая, жаловалась Лоткова.