Не обращая на них особого внимания, Таняразвлекалась с контрабасом до тех пор, пока Маша Феклищева, проходившая покоридору, не постучала в дверь ладонью и весело не крикнула:

– Эй! Кто там моих любимых кошечек пытает?

Таня опустила смычок. Уже возвращая контрабасв футляр, она обнаружила на дне гребень, который когда-то давно одолжилаМилюле. Между зубцами застряла высохшая пиявка. Таня поклялась, что большеничего никогда не даст Милюле.

С другой стороны, как можно не дать, когдатебя просят? Жадность – не заурядный порок, а бесплатная подписка надеградацию. Главный принцип жизни – отдать больше, чем берешь. Больше любви,больше внимания, больше сердечности. Дарить без надежды на ответный подарок иулыбаться, не стараясь получить возвратную улыбку. При всех других условияхпасьянс бытия не раскладывается.

Выпрямившись, Таня огляделась. Поручик Ржевскийс Недолеченной Дамой исчезли. Должно быть, отыскали себе другое развлечение.Под ногами что-то зашелестело. Таня обнаружила, что один из звуков контрабасараспахнул ящик стола, вытряхнув на пол его содержимое.

Пришлось все собрать, а собирая, пересмотреть.Конспекты. Тетради. Старые фотографии три на четыре и десять на пятнадцать,матовые и глянцевые, с которых сегодняшней выросшей Тане показывала языкпрежняя озорная малютка Гроттер. На самых старых фотографиях она была еще ссероватой, похожей на шлепок гречневой каши родинкой на носу. За спиной еемаячила круглолицая Пипа с собранными в кучку глазками.

Последней Таня подняла с пола толстую пачкуписем от настойчивого англо-саксонского подростка Пуппера. Письма сохранялизапах фиалок, своей подозрительной устойчивостью наводивший на мысль, что Гурийпрыскал бумагу приворотным одеколоном.

Сейчас купидоны из Англии прилетали к Тане нето чтобы редко, но с предсказуемо равным интервалом. Ощущалось, что писать Танестало для Гурия привычкой, скрашивающей его размеренный быт. Иногда Таняпредставляла, что произошло бы, прими она однажды предложение Пуппера стать егоженой. С одной стороны, Гурий обрадовался бы, а с другой – озадачился, кому онтеперь будет писать по вторникам и субботам?

В субботних письмах Гурий обычно сообщал, чтомечтает уйти из драконбольной команды и, отвоевав у самой доброй тети право насамостоятельность, зарабатывать рекламой реактивных метел и гонками навыживание. Ко вторнику жизнь вновь начинала устраивать Гурия, и он ставил Танюв известность, что из команды уходить не собирается, равно как и порывать стетей, а вместо гонок на выживание намеревается заняться тренерской работой иблаготворительностью, так как многие африканские гномики до сих пор не имеютзонтика над головой и собственного английского разговорника.

В финале письма Гурий всякий раз вежливоинтересовался, не произошло ли в личной жизни Тани каких-либо полезныхизменений.

Как-то Таня, не удержавшись, поделилась этим спозвонившей ей Гробыней.

– Прям детский сад! Всему надо учить! –зевнула Склепова. – Ну ответь ему что-нибудь в духе: «Прости, дорогой! Яочень занята. Консервирую бледные поганки, читаю литературу по воспитанию кошкии едва ли могу быть тебе чем-либо полезна. Твоя Тэ».

Писать так Таня отказалась.

– Не могу. Жалко его. Буквы неподнимаются, – сказала она и больше в разговорах с Гробыней эту тему неподнимала.

Среди чопорных британских конвертов случайновстретилась и забавная открытка от Шурасика, отправленная с помощьютиражирующего заклинания:

«Всех, имеющих гендерное, социальное,психосоциальное, профессиональное или какое-либо иное отношение к ВосьмойМарте, поздравляю с упомянутым праздником. Ваш Шурасик».

Открытка была вполне в духе Шурасика. Вродекак и не поздравление, но одновременно поди докажи, что поздравления не было.

Закончив уборку, Таня взглянула на грифельнуюдоску. В центре доски настойчиво мерцал вопросительный знак. Убедившись, чтоТаня его заметила, знак на мгновение превратился в укоризненный перст МедузииГоргоновой, погрозил Тане и растаял.

«Ратная магия!» – вспомнила Таня, бросаятревожный взгляд на часы.

Время еще было. Заглянув к Ягуну идоговорившись встретиться с ним и с Лотковой за полчаса до одиннадцати, Таняпрошла по галерее и оказалась там, где широкая мраморная спираль с застывшими,точно из морской пены вылепленными перилами, вела вниз, в подземелье.

Таня остановилась, размышляя, а затем сталабыстро спускаться. Последнее время она частенько гуляла в подземельях. Ейнравились гулкая музейная сырость подвалов, неподвижность воздуха, глуховатоеэхо шагов и весомая округлость никогда не видевших солнца камней.

Когда Таня устала бродить, она зашла в одну изрукотворных пещер и присела на мраморную плиту. Во время последней магическойвойны в Тибидохсе размещался лазарет. Умерших нередко хоронили тут же, вподземных гробницах.

«Не обращайте внимания! Наша Гроттерша обожаетбродить по кладбищам!» – услышала Таня далекий детский голос. Кто сказал это?Гробыня? Хотя какая разница, если это правда. Таня действительно любиламагические кладбища. Перед спокойной мудростью, которая смотрела с каждойплиты, все сиюминутные заботы и проблемы казались смешными.

Таня сидела, впитывала тишину, слушала, какгде-то падают капли, просачивающиеся сквозь толщу камня, и размышляла. Мыслейбыло много, и серьезных, но сменяли они друг друга бессистемно. Из темныхвлажных стен выплывали, вспыхивали и погасали лица.

Неожиданно что-то заставило Таню обернуться ивсмотреться в стену. На расстоянии вытянутой руки в скале было вырубленоуглубление. Заглянув, Таня обнаружила внутри медный котел. Хотя огня под ним небыло заметно, стенки котла дышали жаром. Внутри что-то озабоченно бурлило ипыхтело. Крышка подскакивала, и вообще выглядело все так, будто котел давноготов взорваться и ждет лишь зрителя.

– Абдулла! – окликнула Таня, решив узнатьу всезнающего джинна, что это такое.

Как выпускнице Тибидохса, ей не составлялохлопот мысленно связаться с библиотечным джинном. Абдулла не отозвался, затобез всякой видимой связи откликнулся Гуго Хитрый. Его красные помидорные щекизажглись на соседней плите. Судя по древней, на санскрите сделанной надписи,под плитой был похоронен темный маг, во время одного из неудачных ритуаловсожранный своей тенью.

– Приветствую тебя, Татиана! Почто ты с такимнедоверием приглядываешься к своим тезкам? – с клоунскими ужимкамипроизнес Гуго.

Таня с недоумением моргнула.

– С чего ты взял?

Гуго поправил парик и принялся наматывать егобукли на палец.