«Ну, во-первых, за руку черная женщина схватила не их. Аво-вторых, не им пригрозила смерть…»

Холщовый пакет от «Бордерс» с туфлями, которые она носила наработе (средний каблук, из кордовской цветной кожи), сорвали с ее плеча. Чернаяженщина заглянула в него, вновь посмотрела на Труди.

— Какого они размера?

Язык Труди наконец — то отлепился от нёба, но ничем непомог: мертвым грузом упал вниз.

— Неважно, Сюзанна говорит, что у тебя, похоже седьмойразмер. Значит, туфли по…

Внезапно лицо призрака словно затуманилось. Женщина подняларуку, с трудом, словно плохо ее контролировала, кисть висела, какпарализованная, потом ударила себя по лбу, промеж глаз. И разом ее лицопеременилось. В базовом пакете кабельных каналов, на который подписываласьТруди, был и «Комедийный», так что она не раз и не два видела комиков, которыеточно так же меняли выражение лица.

Когда черная женщина заговорила, изменился и голос. Теперь кТруди обращалась образованная женщина. И (Труди могла в этом поклясться)испуганная.

— Помогите мне. Меня зовут Сюзанна Дин и я… я… о… о, Боже…

На этот раз боль перекосила лицо женщины и она схватилась заниз живота. Опустила голову. А когда подняла, вернулась первая женщина, та, чтогрозила убить за пару туфлей. Отступила на шаг, по-прежнему босоногая, спакетом, в котором лежали элегантные туфли на среднем каблуке фирмы «Феррагамо»и сегодняшний номер «Нью-Йорк таймс».

— О, Боже, — повторила она. — Ну почему так больно! Мама! Тыдолжна заставить его подождать. Он не может появиться сейчас, прямо здесь, наулице, ты должна заставить его немного подождать.

Труди попыталась возвысить голос и позвать полицейского.Ничего не вышло, и губ сорвался едва слышный вздох.

Женщина-призрак наставила на нее палец.

— Теперь можешь убираться отсюда. А если позовешь констебляили поднимешь шум, я тебя найду и отрежу тебе груди, — она достала тарелку изплетеной сумки. Труди заметила, что кромка тарелки металлическая, острая, какмясницкий нож, и внезапно ей пришлось бороться с мочевым пузырем, у котороговдруг возникло желание опорожниться прямо в штаны.

«Я тебя найду и отрежу тебе груди», — и кромка «тарелки», накоторую смотрела Труди, определенно бы с этим справилась. Вжик-вжик, мгновеннаямастэктомия [15]. О, Господи.

— Доброго вам дня, мадам, — услышала Труди слова,сорвавшиеся с собственных губ. Голос звучал, как у пациента, пытающегосязаговорить с дантистом до того, как закончилось действие «новокаина». —Наслаждайтесь этими туфлями, носите в добром здравии.

Правда, добрым здравием призрак явно похвалиться не мог.Пусть даже и обзавелся белыми ступнями.

Труди пошла. Зашагала по Второй авеню. Пыталась сказать себе(безо всякого успеха), что не видела женщину, которая появилась из воздухаперед ней рядом с Хаммаршельд-Плаза-2, здания, которое работающие там люди вшутку называли «Черная башня». Пыталась сказать себе (и тоже безуспешно), чтово всем виноваты ростбиф и жареный картофель. Ей следовало, как всегда,заказать американский блин с яйцом [16], она пошла в «Деннис» заамериканским блином, а не за ростбифом с жареным картофелем, и, если вы в этоне поверили, посмотрите, что с ней случилось несколькими минутами раньше. Онаувидела афроамериканского призрака и…

И ее пакет! Ее холщовый пакет от «Бордерс»! Должно быть, онауронила его!

Какое там уронила. Каждую секунду ожидала, что этаженщина-призрак бросится за ней, вопя, как какой-нибудь охотник за головами изсамых непроходимых джунглей Папуа. Она почувствовала онекалывающее покамение(точнее, покалывающее онемение, но она воспринимала его онекалывающимпокамением, а сама спина вдруг стала холодной, чужой, ей не принадлежащей) втом самом месте, куда, она знала, вонзится тарелка этой безумной женщины,пустит кровь, разрубит одну почку и, подрагивая, застрянет в позвоночнике.Труди не сомневалась, что вот-вот услышит, как летит тарелка, знала, какой онабудет издавать посвист до того, как вонзится ей в спину и теплая кровь польетсяпо ягодицам, по ногам…

Она ничего не смогла с собой поделать. Мочевой пузырь«сдулся», и на ее слаксах, она была в дорогом брючном костюме-тройке от НормыКамали, появилось и начало расширятся темное пятно. К этому моменту онапрактически добралась до угла Второй авеню и Сорок пятой улицы. И только тут,уже не та практичная женщина, которой она себя полагала ранее и какой большеникогда не стала, Труди сумела собраться с духом и оглянуться.

2

Труди держала одежду, в которой играла в софтбол [17],футболки и пару старых джинсов, в стенном шкафу своего кабинета. Вернувшись наработу, в офис «Гаттенберг, Ферт и Патель», она первым делом переоделась. Потомсразу позвонила в полицейский участок. Рассказала о случившемся с нейпатрульному Полу Антасси, с которым ее соединил дежурный.

— Я — Труди Дамаскус, — сообщила она, — и меня только чтоограбили на Второй авеню.

По телефону голос Антасси звучал очень сочувственно, ивоображение Труди незамедлительно нарисовала итальянского Джорджа Клуни. Нетакая уж большая натяжка, учитывая имя Антасси и черные волосы и глаза Клуни. НаявуАнтасси, конечно же, не имел ничего общего с Клуни, но, черт побери, кто ждетчудес и встречи с кинозвездами. Простые люди живут в реальном мире. Хотя…учитывая, что произошло с ней на углу Второй авеню и Сорок шестой улицы в часдевятнадцать минут пополудни, ЛВВ…

Патрульный Антасси прибыл примерно в половине четвертого, иона начала рассказывать ему все, что произошло, с мельчайшими подробностями,включая онекалывающее покамение спины вместо покалывающего онемения и страннуюуверенность в том, что женщина готовится метнуть в нее тарелку…

— Так вы говорите, тарелка с заостренной кромкой? —переспросил патрульный Антасси, что-то записывая в блокнот, а после ее ответа:«Да», — сочувственно кивнул. Что-то в этом кивке показалось ей знакомым, но втот момент она слишком увлеклась своим рассказом, чтобы вспомнить, откуда.Потом, конечно, она никак не могла объяснить собственной тупости. Ведь точнотакие же кивки она многократно видела в фильмах про рехнувшихся женщин, начинаясо «Змеиной ямы» с Оливией де Хевилленд и заканчивая «Прерванной жизнью» сУайноной Райдер.