— Дельно, —согласился отец Петр.

— Конференциюбы устроить, корреспондентов пригласить, — вставил Урфин Джус. — Надо, чтобыпрогремело.

— Прогремит,прогремит, — пообещал отец Петр

— Ухнет иразорвется, — в восторге подхватил Гриша. — Пойдут клочки по закоулочкам.

Всеоблегченно вздохнули, как только ему удалось закончить фразу: многословие в егослучае томило и даже ранило.

— А что вашмуж — может, он подпишет? — мягко спросил Анну отец Пётр. — Стрельбицкий — этоимя.

—Стрельбицкий? Это какой? Неужели Май? — вскинулась журналистка.

—Стрельбицкий — это марка, — кивнула Зоя Олеговна, врач-психитатр.

Словом,что-то здесь готовилось, помимо вечери любви, что-то происходило, какая-тоборьба, какая-то акция, а мы с Анной пока еще ничего не поняли.

— Вы незнаете, нас гонят, нас притесняют. Мы восстанавливали Рождественский монастырь,а теперь его решили отдать другим! — разгадав наше недоумение, пыталась намчто-то объяснить Зоя Олеговна.

— Говорят,какого-то махрового ортодокса сюда назначили из Тьмутаракани, красного попа, —сжимая плотненький кулачок, обиженно проговорила журналистка.

— Но мы несдадимся! — крикнул Гриша и заходил ходуном от речевых усилий. — Мы будембороться! Мы будем реагировать релевантно! Мы ему такой прием окажем, что лучшебы ему не родиться!

— Вот,общественное мнение возбуждаем. Эти ведь закосневшие, а мы хотим реформ, за этона нас и гонения, — присоединился журналист.

— Похоже, мыпопали к ним на летучку, — шепнула мне Анна. — А теперь они хотят отправить насна театр военных действий. Во главе со Стрельбицким.

— Вы людиумные, интеллигентные, надеюсь, все станет вам понятно по ходу дела, — спокойнозаметил нам отец Петр.

Меж тем гостипребывали. На сей раз двери распахнулись, и в них показался главный редакторГрушин. Обычно надменный, чванливый, сейчас он держался просительно ирастеряно:

— Так боялсяопоздать на столь важное священнодействие!

— Поздравляювас с предстоящим вступлением в нашу общину, — поприветствовал его отец Петр. —Вы сегодня причастились у нас святых Христовых Тайн, а сейчас вы приметеучастие в восполняющей таинство трапезе любви. И вот — вы один из нас.

И тут Грушинувидел меня и Анну. Изумление изобразилось на его холеном лице:

— Как, и вы снами? И Стрельбицкий! Ну вот сюрприз так сюрприз!

— Мы сами посебе, — дернулась вдруг Анна, поджав губки. — Просто сидим и смотрим. А что вамСтрельбицкий? Он все равно никогда не подписывает коллективных писем!

— Письмоможет быть индивидуальным, — пожал плечами Векселев.

— Вот, прошупринять от меня заявление, — сказал Грушин, доставая из дипломата большой белыйлист. — Прошу присоединить меня к полным членам святой Христовой Церкви в лонеРождественского братства, состоящего под водительством иерея Петра Лаврищева.Так? Подпись. Дата. А что — и сам Михал Михалыч будет? Культурнейший человек.

— Один изоснователей нашего братства, — кивнул отец Петр. — Только что прилетел изБостона и сразу к нам. Академик Рачковский, слышали? — обратился он к нам сАнной.

— Здесьсобирается цвет нашей интеллигенции, — вставила журналистка. — Самая, таксказать, элита.

— Духовнаяэлита, — поправила ее врач-психиатр. — Элита элит. Ну что мы без нашейдуховности, так ведь? А над чем сейчас работает Стрельбицкий, можнопоинтересоваться?

—Стрельбицкий сейчас не работает ни над чем, — сухо ответила Анна.

Ей уже всездесь не очень-то нравилось, она терпеть не могла возбужденного духаобщественной активности, она ерзала, ей хотелось уйти, но все же ее удерживалаздесь надежда, что худо-бедно, а Стрельбицкого этот начальник общины все-такипокрестит.

— А что ж онделает? — спросил Гриша. — Как же он себя позиционирует?

— Да никак. Ест,спит, дышит, — отрезала Анна.

— Расскажитеже о вашей общине, отец Петр, — попросила я, испытывая некоторую неловкость зараздраженный тон Анны, а кроме того — желая удовлетворить любопытство своегодуховника.

— Весь нашприход, — с готовностью откликнулся отец Петр, — разбит на десятки. Во главекаждой «десятки» стоит пресвитер-харизматик. То есть канонически рукоположенныйпресвитер у нас только один, ваш покорный слуга, но таких десяток у нас уже —сорок две, есть и в других епархиях открытые нами филиалы нашей общины…Понимаете, мы исходим из того, что община — это уже не часть целого, а самаявляет собою это церковное целое, то есть она представляет собой уже неотдельный приход, а воистину Поместную Церковь во всей ее полноте. Исходя изэтого, мы, уповая на харизматичность истинных рукоположений, позволяем себе какпредстоятелю этой Церкви совершать хиротонию и поставлять своих пресвитеров.Ибо в любом случае ее единственным Главой является Сам Бог во Христе через дари дары Святого Духа. А Дух дышит, где хочет, — мягко завершил он.

— Дух дышит,где хочет, — затаив дыханье, повторила врач-психиатр.

— Дух дышит,где хочет, — жестко произнесла журналистка и вдруг расплакалась.

— Дух дышит,где хочет, — торжественно возвестил Грушин, — Отец Петр, — это потрясающе! Этопереворот в богословии! То есть вы и есть единственный епископ нашей Церкви!

— Релевантно! — выкрикнул Гриша.

— Наверное,это все-таки пятидесятники, — с сожалением прошептала мне на ухо Анна.

— Разумеется,внутри общины существует высокая морально-этическая дисциплина, постоянноеобучение более слабых братьев по вере, система духовного образования, наконец,агапы — вечери любви. Наши ячейки множатся, и в скорости их сеть раскинется повсей России и даже зарубежью. Разумеется, все они включены в состав нашейединой Рождественской общины, которая интегрируется во Вселенскую Церковь. Икто знает, может быть, вскоре наша община вытеснит с исторической арены РусскуюПравославную Церковь.

— А теперьнас хотят стереть с лица земли! Раздавить! — закричал Гриша. Он так мучительновыговаривал последнее слово, что казалось, от этого страдало все его тщедушноетело.

— Это у негоневроз, — кивнула своим мыслям Зоя Олеговна.

— Походреакционных сил, — добавила журналистка.

— Действующихпо указке КГБ, — пояснил журналист.

— Без них необошлось, — понимающе кивнул Грушин.

Он вдругпочувствовал себя в центре внимания — действительно, все глядели теперь нанего. Неожиданно он разволновался, машинально взял с подноса одну из небольшихпросфорок и стал грызть ее, как печенье.

— Так это жна агапу, — вскричала врач-психиатр. — Это ж пища духовная…