долго спать им не пришлось. Едва только занялся рассвет, как откуда-то послышался надсадный вой и где-то невдалеке раздался взрыв. А за ним — другой, третий, четвертый…

— Что такое? — первым вскочил на ноги Лысухин. — А, дьявол… Немецкие минометы! Отличаю я голос любимой средь десятка других голосов…

И Лысухин со Стариковым выбрались из шалаша. Не выскочили наобум и очертя голову, а выбрались со всеми предосторожностями, почти по-пластунски, как и подобает бывалым фронтовикам. Весь отряд был уже на ногах. Большинство, пригибаясь и оглядываясь, уходили в сторону болот. Некоторые вели на поводу лошадей, запряженных в обычные крестьянские телеги — оказывается, в отряде были и лошади. Небольшая группа вооруженных людей, перебегая от дерева к дереву, устремилась в ту сторону, откуда раздавался вой минометов и сухо трещали редкие винтовочные выстрелы.

— Прикрытие! — догадался Лысухин. — Будут держать оборону, пока все прочие не укроются в болотах! Эхма!

И ни секунды не медля, Лысухин с автоматом наперевес устремился вслед за бойцами группы прикрытия.

— Куда? — заорал Стариков, и Лысухин от неожиданности остановился: он никогда еще не слышал, как Стариков кричит.

— Туда, — указал Лысухин. — Помогать… Куда же еще?

— Назад! — жестко произнес Стариков.

— Это почему же? — прищурился Лысухин, и в этом своем прищуре стал похож на какого-то стремительного, готового к смертельному прыжку невиданного зверя. — Что же, нам вслед за всеми бежать на болота?

— Да! — отрывисто произнес Стариков. — На болота!

— Это почему же? — повторил Лысухин.

— Чтобы нас не убили, — уже спокойнее сказал Стариков. — Вот почему. Нельзя нам сейчас погибать. Сам понимаешь.

— А… — пытался что-то возразить Лысухин, но не возразил. — Да, в самом деле… Нельзя нам с тобой сейчас погибать… Еще успеем…

И он, волоча за собой автомат, не спеша пошел в ту же сторону, куда второпях ушла большая часть отряда.

— Бегом! — приказал Стариков. — Нам надо догнать отряд. — А то ведь утопнем в тех болотах…

Отряд они догнали быстро. Тут же увидели и командира отряда Федоса.

— А, вот вы где! — выдохнул Федос. — А я-то все ищу вас… Куда, думаю, вы запропастились?

— Да, это мы и есть, — невесело усмехнулся Лысухин. — Во всей своей красе, целые и невредимые.

— Ну, тогда старайтесь ступать след в след за другими, — сказал Федос. — Ни влево, ни вправо — ни шагу. Утопнете. Наших болот-то вы не знаете…

— Не знаем, — согласился Стариков.

— Вот и не уклоняйтесь от маршрута, — сказал Федос. — Повторяю — след в след!

* * *

Шли не так и долго — не больше часа. Отряд остановился.

— То ли берег, то ли остров, — предположил Лысухин. — Короче говоря, твердь земная. Фу-х!

Похоже, дальше отряд идти не намеревался. Коноводы отвели лошадей подальше от болота, люди в изнеможении опустились на землю. К Старикову и Лысухину подошел Федос.

— Дальше не пойдем, — сказал он. — Сюда они не сунутся. Утопнут…

— И долго мы здесь будем сидеть? — спросил Стариков.

— Как обычно — два или три дня, — ответил Федос. — Потом вернемся. Да вы не переживайте — это дело обычное. Они на нас приступом, а мы — в болота. Затем, конечно, мы возвращаемся, и снова в бой.

— А те, которые остались в прикрытии? — спросил Лысухин.

— А что те? — не понял Федос, но тут же догадался о чем речь. — Ах, те… Вернутся к нам, если останутся живы. Или дождутся нас на твердом берегу.

— А что, бывает, что выживают? — спросил Лысухин.

— Всякое бывает, — ответил Федос. — Ну, главное я вам объяснил. А во всем прочем разберетесь и без меня.

И он отошел, на ходу давая какие-то распоряжения партизанам. Какое-то время Стариков и Лысухин молча лежали на майской траве и смотрели в небо, по которому бесконечной чередой с запада на восток плыли рваные серые облака.

— Просушиться бы, — сказал наконец Лысухин. — Да и грязь с себя отмыть не помешает. А то ведь мы будто и не люди, а какие-то водяные. Или болотные черти. Как ты думаешь, если мы снимем с себя всю одежку вплоть до исподнего — это будет прилично смотреться в здешнем обществе?

— Другие вот — сушатся и моются, — кивнул Стариков. — Значит, можем и мы.

— Ну, тогда я совершенно спокоен относительно собственного целомудрия! — махнув рукой, весело сказал Лысухин. — А то ведь оно такое дело… Сдается мне, во время нашего болотного похода я заметил нескольких дам…

Он поднялся с травы, нерешительно потоптался и глянул искоса на Старикова.

— Не держи на меня души, — вздохнул он. — Ну, за мое желание помочь тем, кто остался в прикрытии. Ты же понимаешь… Ведь там сплошь мальчишки да старики. Вояки… Вот мне и захотелось им подсобить. Можно сказать, спонтанно. В порыве чувства. Ведь, я думаю, полягут они все… А так-то ты, конечно, прав. Нельзя нам сейчас погибать.

— Ладно! — без всякого выражения произнес Стариков. — Что об этом говорить… Здесь все понятно и без разговоров.

* * *

Из болот отряд вышел через двое суток. Без всякой опрометчивости и не с бухты-барахты, конечно, а предварительно отправив ночную разведку. Вернувшись на рассвете, разведчики доложили, что немцев в лагере нет, как, собственно, нет и никакого лагеря. Весь нехитрый, неустроенный, временный партизанский быт немцы, уходя, разрушили до основания. Что-то сожгли, все остальное — разломали. Из группы прикрытия в этот раз осталось довольно-таки много бойцов — целых восемнадцать человек. Из них — половина раненых. Все они ждут отряд на прежнем месте.

Опять же, очертя голову, отряд на место постоянного своего расположения не двинулся. Имелись веские причины подозревать, что постоянное место расположения отряда немцами заминировано. Равно как и дорога, ведущая от расположения лагеря к болоту, где скрылись партизаны. Поэтому прежде всего надо было разобраться с минами, а уже затем выводить отряд из болота на твердую землю.

На этот раз Федос принял решение и вовсе не возвращаться на прежнее место.

— Лес — большой, места нам хватит, — сказал он. — Так что где-нибудь поселимся. И мин там нет, и немца хотя бы на время собьем