Лысухин улыбнулся своей обычной улыбкой — искренней, дурашливой и в то же время чуть-чуть хитроватой. — Именно такие — точь-в-точь!

— И что же — встретились? — спросил мужчина в маскировочной одежде.

— Не успели, — вздохнул Лысухин. — Потому что невпопад случилась война. А война — это сплошные расставания. Встречи будут после победы. Так что — встретимся, когда победим. И с передовой трактористкой, и с вами тоже.

…День близился к исходу, красное, совсем даже не весеннее солнце барахталось в темно-синих облаках, сгрудившихся на западной части неба. Воздух, пронизанный холодком, казался созданным из какого-то невиданного тончайшего хрусталя.

— Заморозками пахнет, — сказал Стариков. — И снегом.

— Да-да, — рассеянно согласился Лысухин. — Заморозками и снегом… А нас ждут веселые приключения. Уж такие веселые, что и не описать.

Стариков ничего на это не ответил, лишь искоса взглянул на Лысухина.

— А ты на меня не косись, — скривился Лысухин. — Ты лучше косись на самого себя. А я что ж? Я готов. Просто я сейчас в задумчивости. Размышляю.

— И о чем же, если не секрет? — спросил Стариков.

— Не секрет, — ответил Лысухин. — Но вот сказать не смогу. Потому что это лирические размышления. А разве их выразишь словами? Да и когда на такие темы размышлять, если не сейчас? Дальше, думаю, будет не до лирики.

Глава 5

Через два дня Старикова и Лысухина на самолете перебросили в партизанский отряд, который располагался в глухом лесном урочище и был с трех сторон окружен болотами. Казалось бы, болота — это сплошное неудобство и даже, если вдуматься, погибель для отряда. Если, предположим, с той стороны, где болот не было, к расположению отряда подберутся каратели, то, спрашивается, куда было деваться партизанам?

Но так мог рассуждать человек незнающий. То есть такой человек, который не был уроженцем здешних мест и никогда не жил в здешних краях. Для местных обитателей болота были сущим спасением. Ведь оно только на первый и неосмысленный взгляд представляется, что любое болото — это безвозвратная погибель. На самом же деле это совсем не так. Если в болоте знать потайные тропинки, знать ходы-выходы (а они — есть), то болото может оказаться и спасительным. Подступили каратели к расположению отряда — отряд тотчас же собрался и ушел по тем самым потайным тропинкам и ходам-выходам вглубь болот. Вот и спасение. А погоня, понятное дело, туда не сунется, а если и сунется, то себе на погибель. Каратели — они ведь не здешние и ничего о болотах не знают.

Теоретически рассуждая, тем же карателям можно было нанять знающего проводника из местных. Но попробуй-ка его для начала найти, такого проводника! Любой житель из окрестностей тотчас же станет уверять, что ничего он о болотах не знает, никакие ходы-выходы ему неизвестны, а коль так, то и сам он пропадет в тех ужасных трясинах, и всех карателей те самые трясины также поглотят. А потому лучше в те болота и вовсе не соваться.

Конечно, изредка находилась какая-нибудь продажная душа, которая либо из корысти, либо по злобности, либо из-за страха соглашалась сопроводить карателей через те болота. Но опять же, толку от того было мало. Потому что — мало было иметь при себе знающего проводника, надо было еще и самим понимать и чувствовать болото. А такого понимания у карателей как раз и не было. Все они были или фашистами, или их прислужниками-полицаями и карателями из числа подлых людишек. А потому, едва сунувшись в болото, они с проклятиями отступали. А партизаны, переждав лихое время, возвращались из болот, чтобы продолжить борьбу.

Вот в такой отряд и вылетели на самолете Стариков и Лысухин. Летели ночью — другой возможности беспрепятственно добраться до места просто не было. В самолете помимо двух пилотов находились Стариков с Лысухиным, и больше никого. Чтобы скоротать томительное время полета или просто по причине своего неуемного характера, Лысухин тотчас же вступил с пилотами в диалог.

— И как это так вы летаете ночью? — тараторил он. — А вдруг вы летите не в ту сторону, а заодно и мы с вами?

— В ту, — коротко отвечали пилоты, напряженно вглядываясь в приборы и во тьму за стеклами кабины. — Можете не сомневаться.

— В ту — это хорошо, — соглашался Лысухин. — Ну а вдруг вы не заметите во тьме какое-нибудь препятствие и врежетесь в него? И что тогда делать?

— Какие препятствия могут быть в воздухе? — возражали пилоты. — Разве что какой-нибудь Змей Горыныч… Это тебе воздушное пространство, а не деревенская околица!

— А как мы поймем, что добрались до места? — не унимался Лысухин. — А вдруг да заблудимся? Вдруг угодим в какое-нибудь болото!

— Авось не заблудимся! — скалились пилоты. — Не впервой! Да ты не суетись, все будет в норме! По всему видать, что ты летишь в первый раз!

— Это я-то лечу в первый раз? — оскорбленным тоном возражал Лысухин. — Да если хотите знать, у меня — двенадцать прыжков с парашютом! Даже — четырнадцать!

— И столько же — без парашюта! — уже в открытую хохотали пилоты.

Лысухин, выговорившись и тем самым приведя в лад свою нервную систему, успокоился. Какое-то время летели молча, а затем один из пилотов сказал:

— Подлетаем к месту! Снижаемся. Так что будьте готовы!

Стариков и Лысухин прильнули к иллюминаторам. Вначале они ничего не увидели в кромешной тьме, но затем Лысухин разглядел внизу четыре небольших огонька. Они были расположены квадратом.

— Видал? — обернулся Лысухин к Старикову.

— Это сигнальные костры, — сказал Стариков. — Аккурат между ними самолет и должен приземлиться. Обычное дело для ночных полетов.

— Что, приходилось сталкиваться? — поинтересовался Лысухин.

— Приходилось…

Самолет снижался. Четыре огня, расположенные внизу квадратом, становились все больше. Вскоре стало понятно, что это и впрямь были костры — сигнальные огни для самолета. Вскоре самолет затрясло, снаружи замелькали какие-то продолговатые силуэты и тени — кажется, это были деревья, обступившие поляну, на которую приземлился самолет. Мотор самолета натужно взревел, что-то внутри самолета чихнуло, заскрежетало, и наступила тишина.

— Прилетели! — сказал один из пилотов, выглянув из кабины. — Так что — выгружайся!

Первым из самолета вышел Стариков,