Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сестрица Ло спала в исключительно пристойной одежде, да и не была, в общем-то, похожа на человека, который в приступе негодования зарубит наглого извращенца мечом, но, представив её печальные глаза и пунцовый румянец, Чжан Вэйдэ совершенно пал духом и стукнул себя по лбу ещё лишних пару раз.
А всё проклятые болотные демоницы.
Подходить к барышне Сяо, чтобы не напугать, он не стал, только придвинулся на пару шагов поближе и стал делать вид, что тоже смотрит вниз, а сам время от времени скашивал глаза на неё. Девочка не просто коротала время, ожидая, пока Ло Мэнсюэ проснётся, а как будто кого-то ждала. Или искала.
Спуститься она так и не решилась и, устав наконец, направилась обратно к комнате.
Чжан Вэйдэ улыбнулся снова.
Барышня Сяо посмотрела настороженно, но не так запуганно, как вчера. Без плаща она казалась старше: накануне, не рассмотрев толком её лица, из-за робости и маленького росточка Чжан Вэйдэ решил, что ей не больше пяти, а ей сравнялось уже, должно быть, лет восемь-девять.
Следа тёмной ци на ней нынче не было.
— Здравствуй, сестричка. — Чжан Вэйдэ всё же решил рискнуть.
Накануне он был уверен, что нужно просто говорить с нею ласково, с малышами он всегда ладил хорошо, но восьмилетняя-то могла уже сполна набраться кичливости чиновничьей дочери и считать, что он обязан именовать её исключительно барышней: он ведь был не из какого-то там прославленного ордена, просто оборванец с заштопанным рукавом.
Она не обиделась. Но и не улыбнулась в ответ тоже, только моргнула.
Совсем заморыш. Личико смуглое, некрасивое до слёз, маленькие блестящие глаза. Бледно-розовый шёлк с мелкими цветочками её совсем не красил, и вообще платье ей было велико.
— Потеряла что-нибудь?
Пин-эр, вспомнил он, её зовут Пин-эр.
Она молча вытянула из рукава сшитую из разноцветных тряпочек куклу и тут же спрятала обратно.
— Не бойся, — сказал Чжан Вэйдэ. — Я же не отберу её у тебя. Я только в лошадок играю. Просто моя последняя лошадь немножко… расплавилась.
Кукол вообще-то он себе тоже шил в детстве — похожих, из обрывков ткани, только иногда ему доставались ткани подороже. Правда, что ли, добродетельные чиновники ужасающе бедны? Но платье выглядело дорого.
— Мы хотели погулять, — пояснила Пин-эр.
От кашля её голос звучал хрипловато и неожиданно взросло. Он-то ждал, что она пищит, как мышка.
— Я тоже.
— Ты же не обулся, — заметила Пин-эр с некоторым осуждением. Сама она, несмотря на ранний час, была одета и даже причёсана довольно тщательно.
Чжан Вэйдэ покачал туфли в руке.
— Не хотел будить брата.
— Сбежал.
Вот уж не по годам проницательна. Что значит, дочка судьи.
Но тут она прибавила совсем уж детское, странное:
— Моя кукла тоже ночью убегала.
— В окно улетела?
— Сестрица Ло говорит, окна надо закрывать. Может, уползла под дверь.
— Но теперь ты её нашла? Где?
Пин-эр указала подбородком на перила. Подумав, спросила:
— Ты тоже заклинатель?
— Конечно.
— У тебя нет меча. У того дядюшки очень большой клинок, а у тебя вовсе нет.
— Не все заклинают мечами. У меня есть талисманы. Вот гляди!
Он показал ей простой талисман: знак «огонь» над знаком «гуй», пламя, побеждающее призраков (он не особенно впечатлил Пин-эр), а потом — глупенькую безделушку, которую смастерил вечером для смеха. Весь узкий лист бумаги был густо исписан словом «сладости».
— Очень полезная штука, — заверил Чжан Вэйдэ. Пин-эр только равнодушно глянула на бумагу. — А ещё я умею гадать. Только мне лень искать черепаший панцирь. Хочешь, погадаю тебе по руке?
Пин-эр вновь на миг высунула из рукава ладонь, теперь левую, без куклы, но тут же передумала.
— Отец говорит, это всё обман, — сказала она, и её голос слёзно дрогнул. — Ловкач Мяо тоже так дурил народ. Талисманами разными.
— Почему? Я не знаком, конечно, с Ловкачом Мяо, но вообще способности заклинателей — не обман. Разве сестрица Ло не защищала тебя в лесу?
— У сестрицы Ло меч.
— Ладно, не огорчайся. Я тебя не заставляю гадать. — Чжан Вэйдэ положил туфли на пол и обулся. Нога ныла совсем чуть-чуть. — Я пойду ждать завтрак.
Подумав, он решил, что предлагать ей пирожное бессмысленно — всё равно она с ним не пойдёт.
— Рада, что скоро приедешь к своей тётушке? Может, она уже сегодня вернётся из монастыря.
Пин-эр неопределённо повела плечом. Впрочем, на её месте он бы тоже не проявил восторга, оказавшись у занудной набожной тётки, которую она, может, прежде даже никогда не видела. С другой стороны, любая тётка лучше, чем болезнь и медленная смерть от удара тёмной ци.
Чжан Вэйдэ вдруг пришло в голову, что она осматривается в поисках мстительного духа или его следов. Хочет проверить, безопасен ли постоялый двор.
— Пин-эр! — окликнул он девочку, которая уже направилась к своей комнате. Она обернулась, но не сразу. — Ты слышала вчера песенку?
— Это ветер, — прошептала Пин-эр испуганно, и он немедленно понял, что это значит «да».
Про ветер, должно быть, ей говорила Ло Мэнсюэ, пытаясь успокоить. Ло Мэнсюэ тоже была глуха к звукам, которые ночью издавала нечисть.
— А духа разбойника видела?
Пин-эр покачала головой, очень вежливо сказала: — До свидания, — и закрыла двери комнаты за собой. Даже, кажется, на засов.
Чжан Вэйдэ забрал у А-Ли таз с водой для умывания и тоже вернулся к себе. Сун Юньхао, как ни странно, уже встал и мрачно глядел из окна на реку.
Солнце вставать не собиралось.
Сун Юньхао, конечно, тут же спросил:
— Ты куда делся?
— Ходил за водой. — Чжан Вэйдэ водрузил таз на стол и задумался, стоит ли рассказывать про свои предположения сейчас или ещё раз их перепроверить. Советоваться он не привык, и Сун Юньхао, упёртый, как осёл, вчера его слушать не хотел, но всё-таки…
— Умывайся, — сказал Сун Юньхао, не оборачиваясь.
— Что-то не так с построением?
— Всё так… Ещё дня три продержится даже без вливания новых сил. Слушай, Ло Мэнсюэ с барышней Сяо из уездной столицы приехали — значит, въезжали через восточные ворота?
— Да. А с восточными воротами что не так?
— Да что ты заладил, «не так» да «не так», отлично всё с воротами, за ночь, поди, не рухнули. Думаю, куда делась это тварь. — Сун Юньхао высунул голову подальше из окна. — Вроде вчера она в другую сторону побежала, но не уверен: я её даже не видел толком.
Чжан Вэйдэ поёжился, вспомнив тошнотворный голосок, читавший в ночи нараспев считалочку, голосок, похожий и вместе с тем ужасно непохожий на детский. Отчего-то вспомнились ожившие марионетки чёрного колдуна,