пленарных заседаниях. Их рассматривает специальная комиссия Государственной Думы, в которую входят председатель комитета по бюджету, председатель комитета по безопасности и ряд других депутатов. В основном это бывшие сотрудники спецслужб и Министерства обороны уровня заместителя министра.

С 2005 по 2012 годы процент этих закрытых расходов от федерального бюджета – от 10 до 11 %. Это не обязательно расходы именно на спецслужбы. Например, расходы на капитальное строительство по какой-то причине тоже стали относиться к секретным, также закрыта часть расходов на ЖКХ. В 2012 году закрытые расходы составили 11,7 % бюджета, в 2014 – 14,2 %, в 2015 – 16,7 %, к концу 2015 года – фантастическая цифра в 20,2 %. Итак, больше 20 % федерального бюджета к 2015 году распределяется в закрытом режиме.[47]

С самого начала нашего периода возрастала доля силовиков в элитах, в управленческих структурах, причем не только в той их части, которая связана непосредственно с обороной и безопасностью, но и в экономическом блоке. По данным исследования социолога Ольги Крыштановской, уже в начале 2000-х они занимают вторые-третьи должности во всех федеральных ведомствах, превратившись в самую заметную группу, из которой рекрутируется верхний слой бюрократии.[48]

Чем выше влияние спецслужб и силовиков в целом на внутреннюю и внешнюю политику, чем больше денег они забирают себе – тем больше влияние их специфической ментальности, которая предполагает восприятие внешнего мира как набора угроз и вызовов.

По специфическим причинам российской политической истории спецслужбы и силовые структуры являются у нас политическими акторами, за исключением армии, которая до самого последнего времени им не являлась. Корни этого явления уходят в период после Великой Отечественной войны, в тот его этап, когда шла борьба с маршалом Жуковым и его окружением – именно чтобы не допустить появления армии как отдельного политического субъекта. Это положение вещей в самые последние годы начало несколько меняться, но это уже выходит за рамки нашей книги.

Силовики располагают как силовым ресурсом, так и контролем над целыми областями экономической деятельности. Это не вульгарно понимаемое крышевание в духе 1990-х годов, а уже гораздо более глубокое проникновение силовых акторов в экономическую ткань, которое позволило Ольге Романовой – человеку, разбирающемуся в этой сфере, – сказать, что настоящие российские предприниматели – это и есть силовики, или силовики и есть настоящие российские предприниматели. Какой именно объем экономического оборота прямо или косвенно контролируется представителями силовых структур либо их бенефициарами, точно определить нельзя, но во всяком случае проникновение это достаточно глубоко.

Задача верховной власти в этой ситуации состояла в том, чтобы в конкурентной борьбе силовиков не появился некий мегасиловик, который мог бы победить всех остальных, или даже чтобы не выросли две противостоящие «башни», которые остаются наедине друг с другом, подавив все остальные очаги сопротивления. По этой причине силовые структуры в России являются постоянным предметом реформирования.

Из них выделяются новые структуры, эти новые структуры потом расформировываются, меняется руководство. Вся эта деятельность, если мы посмотрим на нее на расстоянии в десять лет, имеет своей целью поддержание сложного динамического равновесия. Так, в 2011 году из состава Генеральной прокуратуры выделяется в отдельную структуру Следственный комитет, который становится конкурентом прокуратуры и в борьбе с ней проживает все эти годы. Все эти новые структуры начинают сражаться за полномочия, за ресурсы, за контроль (одним из основных скрытых, но определяющих сюжетов внутренней политики 2000-х годов было соперничество МВД и ФСБ за контроль над потоками, проходящими через таможню), и эта борьба не дает никому из них чрезмерно усилиться.

Итак, зафиксируем ту ситуацию, которая сложилась на конец нашего периода. Речь не идет о том, что чекисты захватили власть в России. Речь идет о многочисленном, богатом и влиятельном классе, говоря марксистским языком, силовой бюрократии. У нас существуют экономическая бюрократия, медийная бюрократия, финансовая бюрократия – все это люди, в той или иной степени работающие на государство. Но ядром чиновничьего класса становится именно вооруженная силовая бюрократия.

Глава 8. Приручение СМИ. От плюрализма к пропаганде

Согласно популярной фразе неизвестного автора, восходящей к одному из тезисов американского философа и политолога Ноама Хомски, авторитарные режимы прошлого для поддержания своей устойчивости на 80 % опирались на насилие и на 20 % на пропаганду, а неоавторитарные режимы XXI века – на 80 % опираются на пропаганду и на 20 % – на насилие. Без сомнения, это прогресс.

Пропаганда совершенно необходима для успешного функционирования режимов промежуточного типа, имитирующих значительное количество демократических институтов и процессов, но при этом не являющихся полноценными демократиями. Нет ни одного режима этого типа, который не старался бы контролировать публичную сферу и средства массовой информации. Ответ на вопрос, для чего это нужно, кажется самоочевидным: чтобы говорить хорошее о себе, чтобы производить позитивное впечатление на внешнюю и внутреннюю аудиторию, чтобы не допускать никакой негативной информации.

На самом деле ситуация несколько сложнее: контроль над средствами массовой информации необходим не для того, что в быту называют враньем, а для того, чтобы контролировать то, как люди видят реальность. В современном мире перцепция реальности в основном формируется средствами массовой информации – и тот, кто контролирует СМИ, контролирует реальность даже в большей степени, чем прямыми методами властвования в традиционной форме.

В течение 2000-х годов государство стремилось контролировать основные средства производства и донесения информационного контента и успешно достигало этой цели. Делало оно это двумя путями. Во-первых, ужесточением законодательных норм. Во-вторых, экономическими методами, то есть контролируя рекламный рынок как основной источник дохода СМИ, а также передавая контроль над ними владельцам, или ассоциированным с государством, или тем, чья лояльность не ставилась под сомнение. Одновременно с этим происходил процесс скачкообразного технического прогресса.

Двухтысячные годы были в России годами появления, зарождения и распространения интернета, усиления его проникновения сначала в города-миллионники, потом в средние города, а потом и в села. К концу периода Россия – страна с очень высокой степенью интернет-покрытия. Качественный переход пришелся на середину 2000-х, когда интернет стал не только широкополосным, но и мобильным: в результате к началу 2010-х значительно сгладился разрыв в степени покрытия между главными городами и сельской местностью.

Первые интернет-СМИ, в том числе политические, зародились в России в последних годах 1990-х, а в 2000-х они становятся массовыми, фактически подменяя собой печатную прессу.

Появляются социальные сети, которые к концу рассматриваемого периода также становятся источником новостей для городского населения – и прежде всего для молодежной страты, которая в меньшей степени стала смотреть телевизор.

К началу 2010-х основными поставщиками