— Ну да, — девица быстро проглотила очередной кусок булки, —а вы че, не знали?

Я покачала головой.

— Ой, — всплеснула она руками, — небось вы одна такаяостались! Третий день народ языком чешет. Давайте расскажу. Кстати, меня Леназовут, а вас?

— Даша, — машинально ответила я и стала слушать сплетницу.

Соня ушла из жизни неожиданно для всех. Адашева ночью села вмашину, отъехала недалеко от поселка, припарковала свою роскошную иномарку наобочине и выпила ликер, в котором содержался яд. Где-то около восьми утра нектоГуськов, один из соседей Адашевой, поехал на работу и наткнулся на ее машину.Мужчина вызвал милицию, и дело завертелось. Найденные возле тела письма неоставили сомнения: Софья Зелимхановна, удачливая бизнесвумен, богатая, неимевшая, по мнению многих людей, никаких материальных или моральных проблем,решила покончить с собой.

— Ну и дура, — воскликнула Лена, — мне бы ее деньги!Господи! Иметь миллионы и отравиться!

— Богатые тоже плачут, — ляпнула я.

— Только в кино, — отмахнулась Лена, — и то у них потом всепучком связывается, дети находятся, мужья любовниц бросают, наследство на башкуобваливается.

Я схватила Лену за плечо:

— Не знаешь, Катя здесь?

— Которая?

— Дочка Сони.

— Незнакома с ней, — поморщилась девушка и тут же оживилась:

— Смотри, там мороженое носят и взбитые сливки. Пойдураздобуду себе вазочку.

Чуть пошатываясь на высоких каблуках, она бросилась в центрзала. Я прислонилась к колонне. Самоубийство! Ну почему мне в голову не пришлоподумать про то, что Соня наложила на себя руки? Письмо я прочитала, в немсодержалась всего одна фраза: «Даша, ты обещала взять Катю!» С какой стати ярешила, что Соня погибла от инфаркта? Почему в моей голове жила невесть откудавзявшаяся уверенность, что бывшая коллега нацарапала послание в палатереанимации, лежала на капельнице, умирала, вот и хватило сил всего на однустрочку?

— Смотри, какая вкуснятина, — воскликнула Лена, выныривая изтолпы, — мое любимое, с орешками.

Попробуй.

Я покачала головой:

— Не хочу.

— А зачем тебе дочка Сони? — полюбопытствовала Лена.

— Ну.., так.

Лена зачерпнула ложкой бело-желтую массу, сунула в рот, парусекунд помолчала, потом сообщила:

— Тут она! Мне Кларка Петрова сказала.

— Где?

— Клара? У окна стоит.

Пальчик Лены, украшенный дешевым серебряным колечком,показал в сторону. Я увидела чуть поодаль, возле широкого мраморногоподоконника, худенькую девушку в темно-сером брючном костюме и, забывпопрощаться в Леной, рванула к Кларе.

— Катя? — настороженно осведомилась Петрова. — Зачем она вампонадобилась? Вы не из газеты случайно? Послушайте, я понимаю, что вынаходитесь на работе, но пожалейте ребенка. Девочке не сказали, что Соняпокончила с собой, ей вообще никаких подробностей не сообщили.

— Я не имею отношения к желтой прессе. Давайте познакомимся,Даша Васильева, давняя знакомая Сони, еще по той, докапиталистической жизни.Она оставила письмо, читайте.

Клара осторожно взяла листок, ее лицо разгладилось, из глазпропала настороженность.

— Вот ужас-то! — воскликнула она. — Катя сейчас спит вкабинете директора, устала очень, перенервничала, вот и уложили ее на диванпокемарить.

— Наверное, лучше увезти ее отсюда.

— Думаю, да, — кивнула Клара, — только не забудьте: у Катюшинет никаких сомнений в том, что мама скончалась внезапно, от сердечногоприступа.

Вот ведь бедный ребенок! Такое горе не всякий взрослыйперенесет! Вы уж поосторожней.

— Не волнуйтесь, — кивнула я, — ни слова не оброню. Толькорано или поздно она все узнает. Газеты начнут всякую дрянь писать, и потом,всегда находятся «добрые» люди, желающие во что бы то ни стало сообщить ребенкусовсем ненужную ему правду!

— Наверное, лучше увезти Катю на время, — предложила Клара,— за границу, на курорт.

Я кивнула:

— Дельная мысль. Но для начала я хочу забрать ее домой. Гдекабинет директора?

— Войдите вон в ту дверь, потом по коридору налево, —объяснила мне дорогу Клара.

Я толкнула тяжелую, похоже, сделанную из цельного дуба дверьи оказалась в коридоре. Никаких деревянных панелей, ковров и бронзовых бра,украшавших зал ресторана, тут не было. Передо мной расстилалось офисноепомещение. Серые стены, того же цвета двери из пластика и плитка на полу.

Я сделала пару шагов, и тут в том месте, где коридорразветвлялся, появилась фигура. На секунду меня обуял ужас. В неуютном светегалогеновых ламп я увидела девочку, одетую в белое платьице, на голове у неевысоко топорщился венок. Бросив на меня быстрый взгляд, она повернулась ибыстрым шагом пошла прочь. Я потрясла головой и с криком: «Немедленно стой!» —ринулась следом.

Девочка оглянулась, заметила меня и полетела вперед. Ееноги, обутые в удобные тапочки, быстро замелькали в воздухе. Я же, как назло,нацепила шлепки с длинными, сильно вырезанными носами. Держались онипрактически на больших пальцах, пятка не фиксировалась тонюсеньким ремешком,крохотный, толщиной со спичку, каблучок завершал картину. Не то что бегать, дажеходить в такой обуви крайне неудобно. Ни за что бы не купила себе подобные,предпочитаю летом мокасины или, на худой конец, полузакрытые босоножки. НоЗайка сегодня утром посмотрела на мои лапы и стала возмущаться:

— Безобразие! Ходишь, словно бомжиха, невесть в чем! На,немедленно надень мои и носи их всегда.

Спорить с Ольгой бесполезно, поэтому я побрела в сад внавязанной мне обновке. Потом, ошарашенная известием о смерти Сони, я кинуласьк машине в чем была. И сейчас пыталась угнаться за проворным привидением. Нокуда там!

Коридор снова разделился на две части. Девчонка свернулавлево, я попыталась сделать тот же маневр, споткнулась, потеряла противныешлепанцы, понеслась дальше босиком и уперлась в дверь. Дорога закончилась.Девочка могла скрыться только за дверью.

Я ощутила полнейшую безысходность, но все же дернула заручку. Скорей всего, сейчас увижу двор. «Призрак» отлично разбирается вслужебных помещениях ресторана, он несся к черному выходу не раздумывая.