– на случай, если они всё же вернутся. Казалось, что отец всё так же заинтригован, как и в детстве: всё же призраки или живые люди каждую ночь возвращаются в гостиную миссис Сэпплтон? Как и рассказчик, мистер Фрэмтон Наттел, папа не был уверен в том, кто больше бредит – читатель или миссис Сэпплтон – в тот момент, когда охотники появлялись вновь.

Во время одной из наших последних поездок в город отец слегка наклонил голову и уточнил:

– Наблюдал за тобой: кажется, ты слишком долго читаешь одну страницу. Неужели прочитываешь каждое слово?

Я посмотрел на него, удивлённый самой постановкой вопроса: разве, когда читаешь, не нужно прочитывать каждое слово?

– Разве так неправильно? – удивился я.

– Ну, не то чтобы неправильно, но ни у кого нет времени на маленькие слова. Тебе действительно так нужны все эти артикли, союзы и вспомогательные глаголы? Разве время глагола так уж важно? Всё это не расскажет тебе сути. Это вполне можно пропустить – и ты ничего не упустишь.

Отец рассматривал меня, чтобы убедиться, что я достаточно хорошо его понимаю.

– Никаких артиклей, предлогов и местоимений – вот мой девиз. Они просто скрепляют предложение. Но ты же должен «добраться до мяса» как можно быстрее! Например, когда я веду вас в ресторан. Разве я говорю, что сначала нужно съесть овощи и картофель? Нет, советую так: «Ешьте то, за что я плачу». Я плачу за мясо. Значит, забудьте про овощи. Убери все мелкие слова, и ты получишь тот же самый результат, что и без них. Я называю это вертикальным чтением. Горизонтальное – для школяров. Ты ведь не хочешь быть горизонтальщиком? – спросил он, подстрекая меня ответить «нет».

Я заставил себя покинуть «Готэм» и вернуться в папин офис на сорок пятом этаже здания «Пан Ам Билдинг». Оказавшись внутри, я зашёл в каждый кабинет, чтобы поздороваться и завязать приятную беседу с руководителями отца, как он и велел.

– Ты не можешь вести себя с ними так, будто их не существует. Я завишу от этих людей, даже если ты этого понять не можешь, – заявил он мне. Поскольку большинство из них знали меня с детства, то задавали вопросы о школе, спорте и учёбе. Я чувствовал себя с ними в безопасности: ведь я нахожусь под защитой большинства из них, если не всех. Единственным исключением был Гарри, менеджер по продажам из Бронкса, относившийся ко мне с неприязнью. Он, бывало, увидит у меня под мышкой книгу и сразу выдернет её.

– Зачем читать такое? – удивлённо бросит он. – Ты уже читал «Исход»? А «Марджори Морнингстар»? Может, «Атлант расправил плечи»? Вот стоящие книги! А то, что читаешь ты, ни хрена не стоит. Эти книги не принесут тебе ничего хорошего. Затем он обычно уходил, качая головой, при этом искры от бриллианта в его кольце сияли на потолке.

* * *

Джо Салливан, секретарь, работавшая и на отца, и на его старшего брата Пола, работала с ними уже много лет. Каждую неделю она печатала письма, которые мой отец рассылал нашим бабушкам и дедушкам, поэтому она знала каждую мелочь о нашей повседневной жизни. Я заглянул в её кабинет, чтобы поздороваться. Джо улыбнулась и встала, чтобы поприветствовать меня. Её каштановые волосы обрамляли скулы, а золотые браслеты зазвенели на костлявых запястьях.

– У меня назначен приём у доктора Энслера, – тихо произнёс я.

– Да, вот адрес. Твой отец сейчас на совещании. Поэтому попросил передать его тебе, – бодро отозвалась она.

И добавила:

– Удачи! – как будто бы точно знала, для чего я туда направляюсь.

Я шёл к доктору Энслеру с тревожным чувством, крепко сжимая под мышкой новую книгу, пытаясь отыскать скрытые пути между зданиями и скверами, с обеих сторон ведущие на главные улицы. Я чувствовал себя как Марко Поло, когда впервые один посетил город – открывал свой собственный маршрут. Я прошёл через вестибюли банков, атриумы и узкие проходы возле зданий, пока не добрался до офиса Энслера на Сорок девятой улице. Там меня ждала мама. Она сидела со мной уже во многих медицинских кабинетах, и теперь считала, что я нервничаю больше обычного.

– Ты не должен ни на что соглашаться сегодня. Всё, что тебе нужно сделать, это просто выслушать, что скажет доктор. У меня такое чувство, что это одна из самых диких идей твоего отца, – заявила она, потрепав пальцами мои волосы и убрав невидимую ворсинку с воротника. Я показал, что купил, и она несколько минут рассматривала «Раскрашенную птицу», скользя глазами по аннотации к альбому Саймона и Гарфанкела.

Доктор Энслер был высоким худым человеком с тёмными глазами и мрачным лицом. Он выглядел так, словно, сколько бы он ни брил свои впалые щёки, из-под кожи всё равно будет виднеться призрак щетины.

– Итак, что вас беспокоит, миссис Уэллс? Кстати, приятно познакомиться, Джонатан! – произнёс он, протягивая мне безжизненные костлявые пальцы. Мать подробно рассказала про мой рост и вес, прежде чем перейти к неизбежному вопросу – «Что вы можете сделать?» – как будто сам я был невидимкой. Доктор посмотрел на меня, взял мою руку и осторожно пощупал её, как это делал и Даймонд.

– Существует новый гормон роста, который извлекается из гипофиза и называется HGH – гормон роста человека. Целесообразность применения его всё ещё неоднозначна, за исключением крайних случаев. Он даёт некоторые перспективы, и я начал предлагать его своим пациентам.

– А без него, как вы думаете, каковы перспективы относительно роста и веса Джона? – поинтересовалась мать.

– Может быть, пять, семь или восемь, – ответил он. Потом подозрительно посмотрел на меня и заключил: – Он всегда будет мелким.

– Ну а с вашим гормоном? – спросила она.

– Он может прибавить дополнительные дюйм или два, если будет принимать его каждый день в течение долгого времени, но тут нужна целеустремлённость. Придётся научиться самому делать инъекции: медсестра может показать ему, как это делается.

Несмотря на внешнее спокойствие, я был шокирован. Знал ли отец об уколах, прежде чем отправить меня сюда? Или решил, что будет лучше, если Энслер сам мне всё расскажет? Я ненавидел уколы больше всего на свете. Даже доктор Даймонд, самый добрый врач, которого я когда-либо встречал, не мог сделать мне укол, не вызвав у меня паники. О том, чтобы делать их себе самому, даже и подумать нельзя. Зачем отцу понадобилось корректировать моё тело? Чем же оно его так обидело?

Буркнув что-то невразумительное, мама вывела меня из кабинета, и мы вместе пошли обратно к Центральному вокзалу. Я чувствовал тошноту и страх, хотелось только послушать