Василе прижал меня к себе и рассмеялся.

— Какая же ты… честная. Добрым словом не приласкаешь. Слова, будто кинжалы острые. Лиля, душа моя, не ругай старого войника за характер закаленный годами в пекле битв, не привык я еще, что подле меня цветок нежный.

Я прижалась к его груди, ощущая мерный стук сердца и прикрыла глаза, растворяясь в новом для меня чувстве тепла, что не отчий и не сестринский, а мужчины настоящего, выбранного судьбой.

— Не такой уж я цветок нежный. Рассказывайте о ваших испытаниях, княже. Будем думать вместе, как достойно пройти их.

— Не сегодня, Лиля. Сегодня отдыхай, завтра уже начнутся дни полные забот.

Василе нежно погладил меня по спине, а потом повел обратно в нашу с Иринь комнату. Пожелал спокойной ночи и удалился, а я наконец-то зевнула, прикрывая рот ладошкой, и вошла в комнату, где уже вовсю хозяйничала сестра. Иринь расстелила наши постели, вывесила платья, а рядом наши секретные штаны, что мы всегда надевали вниз, как матушка учила.

«Девица должна быть красой снаружи, а под юбками — воином».

Попробуй целый день в сорочке вместо штанов походи, на кухне помеси тесто, да белье к ручью потаскай. И хоть мы не все своими руками делали, но всегда за главных были как подросли. Да и бегать так удобнее, ничего не в ногах не путается, жаль, что князь не разрешит носить брюки кожаные — все девы здесь только в платьях ходили.

Я молча подошла к сестре и помогла повесить пучки трав над окном, чтобы и мошкару отгоняли, когда створки будем открывать, и от злых духов сон охраняли.

— Ну что наш князь? Речами тебя сладкими забалтывает?

Я улыбнулась.

— Забалтывает не сладкими, а горькими. Сказал, что свадьба наша будет в зимнее Солнцестояние, магия самая сильная будет, как раз чтобы союз наш скрепить. А до этого времени испытания мы будем проходить, а что за тревоги такие и не сказал.

Иринь выпрямилась и молча уставилась на меня.

— Так до зимы же…

— Месяцы целые, — выдохнула я тяжело и добавила: — Знаю, Иринь, но таков обычай, связанный с магией князей валашских. Так что ты уж поторопись и выйди вперед меня, а то меня совесть грызет, что я младшая и первая самая.

Иринь отвернулась, доставая свою ночную сорочку из сундука и тихо сказала:

— Будто меня зовет кто?

— А Больдо?

— Больдо ухаживает, но смотрит как-то печально, что на сердце нехорошо. Не хочу про него говорить! — повысила голос Иринь и охнула, посмотрев в окошко. За витражами мельтеша крыльями зависла птичка белая.

— Лиля! Солянка наша, ты глянь! — И кинулась створку окна распахивать. Птичка впорхнула в окно и ударилась об пол, рассыпаясь в соль.

— Вода, где вода, Иринь? — причитая, забегала по комнате. Надо было скорее водой облить соленые кристаллы, чтобы они в послание сложились, а иначе магия развеется. Кувшин нашелся около небольшого тазика для умывания по утрам за плотной занавесью в дальнем углу. Я схватила его и сразу плеснула на пол, соль зашипела, по комнате пошел звук трескотни — соль вбирала в себя воду, превращаясь из бесформенной кашицы в буквы. Кристаллы растворялись в теплой воде, напитываясь, расширяясь, вытягивались в тонкие нити, а потом заплетались в буквы, буквы в словеси, и вот уже все послание видно.

Мы с Иринь нагнулись ближе, чтобы ни одной закорючки не пропустить.

— Лиль… — сдавленно прошептала Иринь.

— Вижу… Что делать будем? К Василе пойдем?

Иринь задумалась.

— С одной стороны, княже сильнее и помочь может спешнее, а с другой… — Иринь подняла на меня глаза и посмотрела с какой-то обреченностью. — Не его это забота, Лиля. Это батюшка наш ошибку совершил, и как семья мы должны сами решить все. Да и представь, князь Валашский на Север пойдет, а сюда Орда нагрянет, мы же не в своем краю, надо о людях думать. Он и так, пока нас вез тайно, нападению подвергся. Надо что-то придумать.

— И побыстрее, — кивнула я, соглашаясь с разумными словами сестры. — Малену надо спасать.

Просидели мы всю ночь темную, но так и ничего не придумали. Матушка горлицу соляную послала, чтобы нас известить, два раза упомянула, чтобы ничего глупого не делали, никого не вовлекали, ведь их вина родительская, им и все решать. Да, кто ж после таких слов-то на месте усидит?! Я б за сестрой и в Орду пошла бы пешком, только не знали родители, кто выкрал нашу Малену. Матушка написала, что она с отцом поехала в северные земли, в Мурман-линнь солью торговать, там их всегда ждали, как родных, и никогда ведь ничего злого не случалось, наоборот, с богатыми подарками возвращались. Батюшка нам на шубейки и меха привозил, и мясо необычное, а уж рыба какая вкусная была.

И тут такое — Малена, наша умница-разумница, пропала! Уехала с дедами на прогулку по берегу ледяному и пропала в налетевшей снежной пурге. Была девица в санях и не стало. Диво дивное, колдовство опасное.

— Может, ее местный бог выкрал? — предположила я самую нелепицу в рассветный час, поглаживая уснувшего рысенка. Иринь ойкнула и посмотрела на меня испуганно.

— Что? — не выдержала ее взгляда. — Ты знаешь что-то?

— Малена мне ничего не рассказывала, но один круговорот назад привезла с собой кольцо с самоцветом. Сказала, что нашла его в снегу.

— Я никогда не видела эту вещь, — перебила я Иринь, и та на меня шикнула.

— И не увидела бы. Маленка его в тайнике хранила, говорила, что самоцвет там редкий, удачу приносит. Только вот странное оно было, кольцо это, с медвежьей пастью, а камни в глазах медвежьих. Мужское одним словом.

У меня пробежал холодок по спине, спустился к ногам, отчего сразу стало зябко.

— А ежели Малена не нашла, а в дар его приняла? И не просто подарком, а с условием тайным?

Иринь печально глянула в окно, перевела взгляд на меня и проговорила:

— Зная Маленку, она может и неподъемную ношу на себя взволить, даже проклятие принять, чтобы семью нашу не тронули.

— Сплюнь три раза, сестра. Что ты такое говоришь! Никто ее не проклял!

Иринь и сплюнула, а потом добавила:

— Надо с Вайорикой поговорить. У Галицких тайное знание было, они могли двери открывать, куда пожелают: и в соседних землях, и в северных.

Я призадумалась, насколько она захочет нам помочь, но что-то в Вайорике подкупало. То ли характер ее, то ли верность Василе. Хоть и говорила она, что не любит князя, но симпатию к нему она точно испытывала.

— Как придет за нами, сразу и поговорим. Давай, хоть подремлем перед рассветом, а то клевать носом будем весь день.

Вот в последнем я сомневалась, уж больно сердце часто билось и неспокойно, переживая за Малену. И как она додумалась кольцо взять мужское? Нет, не взяла она его добровольно. Что-то произошло, раз она так поступила, а теперь оброк отдала, никому не сказав. И никто не заметил ведь, кроме Иринь, что тайна у Маленки своя. Плохая я сестра оказалась, глупая… С этими грустными мыслями и заснула около задремавшей Иринь.