Потом мы блуждаем в дымных штреках по колено в воде. Откуда-то глухо бухают взрывы. Анатолий Александрович бормочет, виновато улыбаясь: «Кажется, сюда не рекомендовали заходить»…

Наша палатка стоит в огороде. Хозяйка работает в шахте. Утром ее четырехлетняя дочка ходит между грядками и поет недетские песни.

Вечером начальник уходит в клуб на танцы. А я, поужинав в столовой-бараке, возвращаюсь между грядками картофеля в палатку, зажигаю свечу и с помощью книг посещаю страны более экзотические, чем Забайкалье…

Начальник открыл полог палатки, заглянул:

— Не помешаю?

Лег рядом на свой спальный мешок, заложив руки за голову. Поглядел на обложку:

— Сказками увлекаешься?

— В детство впадаю.

— Говорят, один старый бык впал в детство. Его зарубили, а мясо продавали как старую телятину.

Он засмеялся первым.

— Я думал, ты такой важный, что не смеешься, — сказал начальник. — Или работа не нравится? Или обиженный?

— Не нравится быть автоматом.

— Ну, это не беда. Сделаем из тебя человека. — Он засмеялся. И снова серьезно: — Костерик бы сейчас вечерком да компанию… — И вдруг запел:

Я смотрю на костер угасающий,

Пляшет розовый отблеск огня.

После трудного дня спят товарищи…

Почему

     среди них

            нет тебя…

Музыкального слуха он был лишен.

— Чего молчишь? — перестал он мучить песню.

— Не умею.

— А еще геолог… Анекдоты знаешь?.. Ну, так я и думал.

Он помолчал.

— Знаешь, почему называется сурьмяный блеск антимонитом?.. Дело было в одном монастыре. Настоятель заметил, что свиньи жрут хоть не сытно, а жиреют. Видит, они выкапывают из земли какие-то камешки игольчатые, вроде соломы. Обрадовался он, подмешал эти камни в пищу своим приятелям. Ну, а от этого стало им так худо, хоть святых выноси. Вот и вышло, что свиньям польза, монахам — отрава. И назвали минерал антимонитом. «Анти» — «против», «мони» — «монах». Вот тебе геологический анекдот. Вообще-то есть и другие объяснения, но это красивее. В геологии непременно есть десяток разных объяснений для любой пустяковины.

Свечу я погасил. В треугольнике распахнутого входа чернел куст. В его лохматых ветвях запутались звезды.

— Ну, теперь твоя очередь, — сказал он, забравшись в мешок и повернувшись на бок.

— Сейчас, только подумаю.

Я вспомнил индийскую легенду. Один раз в году, осенней ночью, случается звездный дождь. Звезды падают в море. И все раковины покидают дно и всплывают. Они раскрывают створки, как рты, и ловят чудесные дождинки. Кому посчастливится — опускается на дно со звездным подарком. Таких раковин мало. Но именно они драгоценны, потому что в них образуется жемчуг.

— Если хотите… — сказал я.

Анатолий Александрович дышал медленно и ровно.

Что ж, ночь не последняя. Мы еще будем сидеть у костра и рассказывать истории выдуманные и взаправдашные.

В поисках непотерянного

С Анатолием было просто. Ночью он любил лежать под звездами. Очерчивал пальцем в небе созвездия. Но для меня звезды были — все вместе и каждая отдельно — рассыпаны свободно. Никак не хотели выстраиваться в мифические фигуры.

— Что ж тебя интересует? — удивлялся он. — Ни звезды, ни земля… Может, каким-нибудь журналистом хочешь? Чего ты дуешься как сыч?

Пришлось признаться, что дуюсь от неуверенности. Исколесил Забайкалье вдоль и поперек, а ничего не знаю о нем.

— Ты граниты видел?

— Видел.

— Граниты — это и есть Забайкалье.

В другой раз он развернул передо мной карту Союза.

— Красней нашего Забайкалья нет ничего. Гранит на граните. А на этой красноте нашлепочки. Жалкие остатки осадочных пород. А месторождений много. Некоторым кажется, что если мало осадочных, то, мол, месторождения не от них, а от магматических, которых много. А вопрос-то не простой. Приходится мусолить граниты, чуть ли не на вкус их пробовать… Видишь, все тут вытянуто наискось, как и Байкал. Словно черт на гармошке играл. И породы полосами залегают, и складки в основном так же, и разломы, и даже оруденение. А почему? Я вот думаю, что тут действительно вроде бы гармошкой все сжималось и растягивалось. А вот Сергей сжатия не признает. Считает, что кора только вверх-вниз движется.

…Утро промозглое. По склонам пади на лиственницах висят клочья тумана. Мотор гудит как-то глухо, пустынно. Морось летит в лицо.

По левому борту риф — каменный истукан с орлиным носом. Он медленно поворачивается к нам, словно провожает взглядом.

Небо — розовато-серая муть с бирюзовыми прожилками. Сопки срезаны низкими облаками и торчат ровно, как чудовищные пни. Облака всплывают, обнажая сопки. Небо становится фиолетовым, трещины в облаках раздаются вширь. Наконец из одной в глаз впивается пронзительная стрела солнца…

Мы специально сделали большой крюк, чтоб попасть в это место. Подъехали к ровненькой округлой сопке, которая внизу в одном месте была как бы надкусана.

Там работал маленький геологический отряд. Руководила полная, крупная женщина, очень приветливая, похожая на домашнюю хозяйку. И все у них было какое-то домашнее: печка, сложенная из камней, возле — тент, под которым стол со вкопанными ножками и две такие же скамейки. Анатолий долго беседовал с «геологиней» о фауне. Они вместе ходили на осыпи.

Отрядик все лето занимался поисками отпечатков растений и зверушек. Кое-каких юрских жителей они обнаружили в плитках песчаников. Значит, возраст юрский.

Но ведь нас-то интересуют граниты! Как могут быть связаны тени прошлой жизни с узкими штольнями в кварцевой плоти жил среди зернистых гранитов? Конечно, науке все интересно. Узнают возраст этих песчаников. Нарисуют красивую картину. Ну, а дальше?

Если вдуматься, люди почти ничего не делают без пользы для себя. Когда-то земля, леса и горы давали человеку вдохновение и темы для раздумий. Людям этого показалось мало. Они научились брать от земли множество богатств: металлы и камни, продукцию вулканов и рек, строительные материалы… Пожалуй, теперь о вдохновении и раздумьях мало кто заботится. А откроешь месторождение — честь тебе, хвала. И не все ли равно, лежат возле месторождения юрские песчаники или пермские известняки?

Когда я высказал эти свои сомнения Анатолию, он ответил кратко:

— А еще геолог!

— Ну, а что?

— «Лог» — это значит «изучать». «Геолог» — «изучатель земли». А тебе хочется быть кладоискателем.

— А вам будто не хочется.

— А нам не можется! Все, что на поверхности лежит, до нас подобрали. А что ниже — не сразу поймешь. Интересно, как бы ты искал месторождения? На горки бы лазил, камни шуровал — вдруг, мол, попадется молибденит, или шеелит, или золотишко, на худой конец? Все равно, что искать спички в потемках.

Между прочим, вечерами в палатке он всегда долго обшаривает все углы в поисках