«ярославцы дворяне и дети боярские» с воеводой И. И. Волынским; «полный приказ пятьсот человек» московских стрельцов, удаленных боярским правительством из Москвы в Вологду, но оставшихся в Ярославле; казаки «старые» ярославские да служилые казаки «Тимофеева приказа Шарова», пришедшие в Ярославль из Великого Новгорода вместе с астраханскими стрельцами после службы в рати М. В. Скопина; наконец, «с монастырей и с земли даточные люди многие». В этих перечнях узнаем знакомых нам участников движения 1608–1610 годов: дворян «заречных» городов, клязьминских и заволжских мужиков да остатки новгородских войск Скопина-Шуйского. Первые из них сидели с Шуйским в московской осаде и держали за царем Василием Рязань и Коломну; вторые прогнали тушинцев с Волги и Клязьмы; третьи пришли на освобождение Москвы с Волхова, Меты и волжских верховий. Верная служба московскому правительству и вражда к Тушину соединяла их в одном движении в течение 1608–1610 годов и приучила их к политической солидарности. Призыв Гермогена указал им, вместо побежденного Тушина, нового врага, и они, легко возобновив свои прежние сношения, скоро и согласно встали для нового подвига на защиту исконного государственного порядка.

Но к этим старым борцам за народное дело теперь пристали люди иных общественных течений. Все, что прежде в Замосковье держалось Тушина, теперь увлеклось в движение против польской власти. Дети боярские разных городов, романовские татары, казаки московские и черкасы, прежде действовавшие во имя Вора, а после его смерти застигнутые в замосковных городах патриотическим подъемом народного сознания, пошли теперь на «очищение» Москвы «в сход» к главным вожакам земщины. Присоединение старых врагов не испугало московских патриотов. Напротив, они радовались умножению своих ратей новыми воинами и обращались ко всем русским людям с увещанием «со всею землею быти в любви и в совете и в соединенье и итти на земскую службу под Москву ко всей земле». Виднейший организатор движения против Сигизмунда Пр. Ляпунов вполне сознательно искал союза с той общественной стороной, которая жаждала социальных перемен и до тех пор восставала на московский порядок с Болотниковым и самозванцами. Он не довольствовался добровольным поступлением на «земскую службу» отдельных тушинцев и случайных казачьих станиц, а желал всю оппозиционную массу, казачью и крепостную, направить против общего всем русским людям врага. Нельзя сказать точно, думал ли он дать брожению этой массы наилучший выход в борьбе за общенациональный интерес или же не шел далее близорукого расчета на помощь многочисленных, хотя и ненадежных союзников. Из двух возможных здесь предположений нужно выбрать, кажется, первое. Ляпунову был очень хорошо известен еще со времен его союза с Болотниковым характер казачьего движения. Именно с «ворами» из Северы и с Поля сражался Ляпунов во все время царствования Шуйского, обороняя от них свою Рязань. Ему как представителю землевладельческого класса южной окраины казачество должно было быть известнее и понятнее, чем кому-либо иному из замосковного дворянства или поморских тяглецов. Заключая политический союз со своими социальными врагами, ища соединения с казачеством, «изрядный ополчитель», «властель и воевода» рязанский не мог сразу ослепнуть и утратить добытый горьким опытом ясный и правильный взгляд на свойства этих врагов. Очевидно, у него был сознательный расчет, который поможет разъяснить нам обзор сношений Ляпунова с тушинскими боярами и казаками[213].

Народное ополчение против поляков и московских изменников затеялось и устраивалось в такое время, когда еще не рассеялся скоп, окружавший Вора в Калуге и действовавший его именем в заоцких и украинных городах. После побега Вора в начале 1610 года из Тушина число его сторонников очень уменьшилось: отстали поляки; русские бояре в большинстве перешли к Сигизмунду, часть казаков перестала служить Вору; даже Заруцкий весной 1610 года на время передался королю. Новая убыль постигла Вора при отступлении его от Москвы в конце августа 1610 года: тогда от него отъехали в Москву князья М. Туренин, Ф. Долгоруков, А. Сицкий и Ф. Засекин, дворяне А. Нагой, Гр. Сумбулов, Ф. Плещеев, дьяк Петр Третьяков и много других «служилых и неслужилых людей». Из так называемых бояр у Вора в последнее его пребывание в Калуге можно только указать князей Дмитрия Тимофеевича Трубецкого и Дмитрия Мамстрюковича Черкасского, остальные его приверженцы были или казаки, или люди без «отечества». Одна их часть держалась в самой Калуге, «бояре, окольничие и всяких чинов люди»; другая часть, собственно казаки, сидела в Туле с боярином Заруцким, который вскоре же после своего приезда к королю под Смоленск снова отстал от поляков и сблизился с Вором. Как ни смущены были все эти люди внезапной гибелью своего «царя Дмитрия Ивановича», они все-таки представляли собой грозную силу, с которой необходимо было считаться и московскому правительству, и восставшим против этого правительства русским людям. После смерти Вора из Москвы от имени Владислава посылают в Калугу князя Юрия Никитича Трубецкого склонить калужских сидельцев, «чтоб целовали крест королевичу». Но князь Юрий не мог поладить со своим двоюродным братом князем Дм. Т. Трубецким, главным человеком в Калуге, и от него «убежал к Москве убегом». Одновременно с Москвой завязала сношения с Калугой и Рязань. Ляпунов не мог идти к Москве, имея у себя на левом фланге и в тылу «воровские» войска. Вот почему он очень рано, еще в январе 1611 года, завел сношения с Заруцким в Туле, а в феврале послал в Калугу к «боярам» своего племянника Федора Ляпунова «с дворяны». Мир и союз с «воровской» ратью были необходимы Ляпунову прежде всего по соображениям чисто военным. Надобно было перетянуть от короля на свою сторону ту силу, которая по смерти Вора лишилась возможности действовать самостоятельно, но не могла и оставаться нейтральной зрительницей начинавшейся борьбы за Москву. Ляпунову удалось столковаться с Калугой и Тулой, и у новых союзников был выработан общий план действий – «приговор всей земле: сходиться в дву городех, на Коломне да в Серпухов». В Коломне должны были собраться особой ратью городские дружины с Рязани, с нижней Оки и с Клязьмы, а в Серпухове должны были сойтись, тоже особой ратью, старые тушинские отряды из Калуги, Тулы и Северы. Прежние враги превращались в друзей. Тушинцы становились под одно знамя со своими противниками на «земской службе»[214].

Раз обстоятельства привели Ляпунова к сближению с «воровскими советниками» и казачеством, он должен был почувствовать и неизбежные последствия этого сближения. Прежних «воров» ему уже следовало считать такими же прямыми людьми, как и людей из земских дружин: и те и другие стояли теперь «против разорителей веры христианския» за национальную независимость, за исконный государственный и общественный строй; и те и другие были одинаково желанными борцами «за Московское государство» и заслуживали награды за свой подвиг. Ляпунову казалось, что лучшей