две отдельные жизни». Шарлотта тоже вела ожесточенную борьбу с алкоголем и наркотиками. «Ее отличал тяжелый характер, она командовала Джимми, – говорит Маклин. – Однажды я стала невольным свидетелем, как она отвесила ему оплеуху, раскроила лицо и хорошенько отмутузила».

Питер Грант больше не появлялся. После ухода жены он закрылся в главной спальне поместья Хорселанджес, напичканной системой безопасности, что вполне могла посоперничать с охраной Белого дома. С потолка свисали экраны видеонаблюдения, а на кровати лежало с полдюжины телефонов. Единственным более заметным предметом интерьера стала тара с кокаином на тумбочке. То была посудина, размером с аквариум, из которой Джи черпал и занюхивал порошок. «Питер больше не был собой, – вспоминает Фил Карсон. – Его не интересовало происходящее. Его мир рушился. Безусловно, свою роль сыграл и развод, но наркотики в его жизни появились гораздо раньше».

Он стал затворником. О проблемах Джи прознали журналисты «New Musical Express», выпустив материал о его состоянии. В статье говорилось, что Грант стал невосприимчивым и угрюмым (гораздо более угрюмым, чем обычно), делегировав свои основные обязанности ассистентам.

Кэрол Браун, помощница Джи, не видела его около шести недель. «Он просто исчез, – вспоминает она. – Я все еще принимала сообщения, пыталась вести дела в офисе, но все было как-то не так».

Однажды Питер без предупреждения приехал в офис. «Он выглядел ужасно, – говорит Браун, – как будто ночевал под мостом. Он зашел в свой кабинет и закрыл дверь. Я пыталась организовать ему как можно больше деловых звонков». В какой-то момент позвонил сын Джи, Уоррен. «Я ответила: “Твой папа разговаривает по телефону, пусть он разберется с делами, а как только освободится, я сообщу ему о твоем звонке”».

Питер «пришел в ярость», когда узнал, что Браун не доложила ему о звонке Уоррена. Он назвал ее шлюхой, пообещав, что оторвет башку. Гнев Питера заставил незаметно вынырнуть из комнаты даже Ричарда Коула. Браун спокойно взяла на поводок двух собак, которых привела с собой в офис, забрала сумочку и вышла за дверь. «Я больше так не могу, – сказала она. – Что-что, а самоуважение я еще не утратила». Грант, ни сказав не слова, отпустил ее. Проработав вместе более десяти лет, Джи так больше никогда и не вышел с ней на связь.

Питер передал управление «Swan Song» другу Джимми Алану Каллану. Каллан, такой же представительный и компетентный, как его предшественники Дэнни Голдберг или Эйб Хох, так и не получил ни указаний, ни реальных полномочий. «Позвони Питеру и обсуди с ним вопросы», – посоветовал ему Джимми. Совет оказался так себе, ведь во время разговоров Джи и Каллан «просто болтали и смеялись над всякой ерундой».

Перед Калланом стояла конкретная цель: привлечь на лейбл двух артистов. Один из них, Вангелис, автор прогрессивной электронной музыки, был известен по совместным проектам с вокалистом Yes Джоном Андерсоном. Вторым же потенциальным артистом лейбла стал Джон Леннон, что как раз без дела слонялся по своей квартире в фешенебельном жилом комплексе «Дакота» в Нью-Йорке, вероятно выпекая хлеб и воспитывая сына Шона. Каллан и Джи несколько дней провели в Хорселанджес, бомбардируя Леннона сообщениями, но тщетно. Все закончилось совместным контрактом Вангелиса и RCA, а Леннона подписал лейбл Дэвида Геффена.

Каллан довольно быстро понял, что «Swan Song» – это, прежде всего, о Led Zeppelin. Другие артисты в списке – Bad Company, Мэгги Белл, The Pretty Things, Detective и Дэйв Эдмундс – были декорациями, «музыкальной забавой», – признал он. Хорошо, если эти группы приносили деньги, как Bad Company, но Led Zeppelin были мотором и, если уж на то пошло, шасси и колесами, которые приводили в движение лейбл. И новую модель этого болида планировалось представить миру 27 февраля 1977 года в городе Форт-Уэрт, штат Техас.

В начале декабря 1976 года группа занялась серьезной подготовкой к турне. «Изначально нам нужно счистить ржавчину, образовавшуюся за полтора года отсутствия на сцене», – сказал Джимми. Выносливость и «фактор усталости» больше всего беспокоили его в преддверии ежедневных концертов по три с половиной часа. Джи составил расписание, согласно которому график выступлений проходил в режиме «три к одному».

Репетируя, группа сосредоточилась на выборе репертуара. В их послужном списке значилось восемь альбомов, а значит и выбор материала был колоссальным. Ребята старались разбавить стройный ряд песен из Presence любимыми хитами прошлого. Так в сет-лист попали «Achilles Last Stand», «Candy Store Rock» и «Nobody’s Fault But Mine», а также «Ten Years Gone» с альбома Physical Graffiti. Она никогда прежде не исполнялась вживую, из-за сложных гитарных наложений. Поэтому Джон Пол заказал специальную гитару с тремя грифами, которая могла позволить ему «синхронизироваться» с Джимми и воссоздать на сцене оригинальное звучание. Почетное место в программе, разумеется, заняли эпические «Stairway to Heaven» и «Kashmir». С задумкой придать шоу небольшой оттенок ностальгии, были проработаны новые версии «The Battle of Evermore» (в ней Джоунси нехотя спел партию Сэнди Денни) и «Babe, I’m Gonna Leave You» в сопровождении педальной стил-гитары.

Страховочные «Trampled Under Foot», «Whole Lotta Love» и «Rock and Roll» гарантировали экстаз и радушный прием преданной аудитории. Тогда как «Moby Dick», хоть и стала обузой, осталась в сет-листе на радость Бонзо.

В общем, программа представляла собой добротное классическое выступление, без заигрываний с панком или тем, что называли «новой волной», его добродушной кузиной, открывшей широкой аудитории The Police, Elvis Costello & The Attractions, Squeeze, Blondie, и Talking Heads. Сами боги Led Zeppelin поглядывали на этих новичков со смесью любопытства и презрения. Роберту нравилось панк-движение. «Это было потрясающе, – сказал он, – особенно если закрыть глаза на отсутствие оригинальности у большинства из них». Но он ценил революционный настрой панков, которые отвергали все, что было сделано раньше в рок-н-ролле. «Я мог это понять, потому что не так давно чувствовал себя точно так же, особенно в отношении английского рок-н-ролла, который всегда казался мне таким вялым». Роберт знал, что к чему. «Панки были во многом правы, – сказал он. – Такие группы, как Deep Purple и Black Sabbath, утратили суть, если она у них вообще была». Он был проницателен, когда речь заходила о продолжительности жизни Led Zeppelin и их неизбежной кончине: «Невозможно навсегда оставаться в лиге молодых». Джон Пол придерживался противоположного мнения. Новый жанр оскорблял его чувства опытного музыканта. Не желая признавать поражение Led Zeppelin перед новой революционной сценой, он охарактеризовал игру новой поросли как «громкую и ужасную». «Несмотря ни на что, нам нужно продолжать в том же духе, играть свой супер-энергичный материал и получать удовольствие от процесса».

Би Пи Фэллон всегда старался быть в курсе последних трендов музыкального бизнеса и устроился в молодую независимую звукозаписывающую компанию «Stiff Records»,